означало какое-то хватовство, соединенное с высокомерием и выражаемое искусственною хриплостью голоса». Хрипели, свистали и сплевывали на петербургские мостовые многие поколения этих молодцов-удальцов, и вглядитесь, чей это портрет — уже в наши дни: «Шалопаи сновали по улицам, насупивши брови, фыркая во все стороны и не произнося ни одного звука, кроме
го-го-го!»? (М. Е. Салтыков-Щедрин). Каждое время воспринимало таких по-своему, отмечая тот или другой выразительный признак.
Например, понятие «золотая молодежь», постепенно наполняясь серьезным и, как теперь говорят, престижным содержанием, прошло путь от вивёра — прожигателя жизни и такого же легкомысленного жуира, через фешенеблей и денди до джентльменов. Само отношение к подобным словам показывает, что рождались они в особой среде, и среди «своих» получали все более положительное значение. При этом французское медленно поворачивалось на английское: не прожигатель жизни вивёр, а расторопный джентльмен.
Не всякий денди мог выдержать «тон», многие сбивались на вульгарность. И они получили свои имена, особенность которых в их исключительной краткости и вместе — в некотором презрении. Пошляк, при отсутствии вкуса, но с претензией — пшют, хлыщ, фат… Наверное, и современное пижон из той же стаи, хотя это французское слово мы и заимствовали из воровского жаргона.
Интересно слово хлыщ, — в отличие от прочих оно, как ни странно, русское, придумано нарочно. И. И. Панаев в 1854 году говорил: «Это слово сорвалось у меня с языка… Нам всем очень понравилось это слово; мы приняли его без возражений и пустили в ход. Теперь оно по нашей милости начинает распространяться». Чтобы слово распространилось, мало было пустить его в кругу петербургских литераторов. Нужно было еще и «освятить» обличительное слово в каком-то популярном тексте — и тот же Панаев пишет повесть о петербургских хлыщах; Короленко говорил о петербургских пшютах, хлыщах в журналистике, Боборыкин — о хлюстах и петербургских жуирах, Л. Толстой — о фатах и т. д.
Чем выше эмоциональный накал какого-то слова, тем скорее оно тускнеет. Трудно понять красочность образа, который сложился в подобных словах и что-то значил для наших дедов. Все время необходимы слова новые, и они рождаются с каждым поколением. Из недавних, с 1949 года — стиляга. Особенность слова — в иностранном корне, русский же суффикс выразительно передает наше отношение к человеку, которого можно назвать стилягой.
Скоротечность явления уничтожает и слово. Стилягу или пижона не приняли бы в прошлом веке, а