– Ну, от чешуи-то избавиться недолго, – улыбнулась я, забирая баночку и взвешивая ее на ладони. Странно легкая, будто бы пустая. – Куда потом только эту сброшенную шкурку прятать?
– А давай ко мне в карман? – оживился змеелов, демонстративно расстегивая клапан на боку камзола. – У меня ее точно никто не найдет. А если и найдет, то лишние вопросы задавать побоится.
– Я подумаю.
– Подумай, – важно кивнул дудочник. – А пока ответь мне на один вопрос – шассьи глаза могут только отличать своих от чужих или видят нечто большее? Отражение мыслей? Чувств? Души?
Я уже открыла рот, чтобы ответить, но не успела.
Что-то с грохотом перекатилось по дощатому полу в коридоре, затем дверь распахнулась, и на пороге возник Искра, сопровождаемый нервно кудахтающей бабкой, которая безуспешно пыталась ухватить харлекина за рукав рубашки и не пустить в снятую им же комнату. Дудочник мгновенно оказался на ногах, умудрившись как-то между делом одернуть мне подол, пряча змеиную чешую под серым льном, и встал напротив оборотня, уже держа в опущенной руке длинную узорчатую флейту.
В комнате сгустилась напряженная тишина, которая в любой момент могла заполниться шумом безобразной драки или же песней инструмента змеелова, – все зависит от того, кто успеет раньше…
Неожиданно что-то завыло за окном, да так длинно, протяжно и прочувствованно, что у меня спина мгновенно покрылась холодным потом, а на затылке, у самого основания черепа, наросла шассья чешуя, скрывая наиболее уязвимое место. Бабка охнула, закрестила воздух перед собой и с нервным, прерывистым бормотанием удивительно быстро для своего возраста скрылась в коридоре.
Хлопнула тяжелая дубовая дверь, загремел, задвигаясь, кованый засов.
– Добро пожаловать в Лиходолье, – криво усмехнулся дудочник, по-прежнему не сводя взгляда с пригнувшегося, напряженного, вот-вот готового броситься харлекина, в лисьих глазах которого нет-нет да и проскакивали голубые искорки морозного огня. – Похоже, что вы здесь будете желанными гостями…
– Я… предупреждал… – Низкий голос Искры скатился до вибрирующего горлового рычания, с лязгом сомкнулись пальцы, увенчавшиеся длинными железными когтями.
Треск, будто бы где-то у реки сломалось дерево, и сразу вслед за этим – перекатывающийся над водой звонкий заливистый хохот, от которого у меня волоски на всем теле встали дыбом. Змеелов побледнел, одним движением убрал мои ноги со скамейки и высунулся в окно едва ли не по пояс, мгновенно позабыв о разозленном железном оборотне, оставшемся за спиной. Искра качнулся было вперед, но я остановила его одним резким окриком и, потеснив дудочника, выглянула на улицу.