-
А мы до пяти...
Вон за тем снежным
холмом и откроется
Хрустальная
гора.
Смертельная
бледность
заливала лицо
Филатова. Его
колотила мелкая
дрожь, зубы
стучали друг
о друга, руки,
казалось, примерзнут
к штурвалу. В
голове мутилось.
-
Все, больше не
могу, - Филатов
дрожащими
руками ударил
по штурвалу.
Самолет
устремился
вниз, на южный
склон Туманного
гребня Барханских
гор.
Из
последних сил
разведчик
посадил его
на почти плоский
гранитный
выступ, представляющий
отличную посадочную
площадку, а,
может, когда-то
и бывший ею.
От
глохнувших
турбовинтовых
двигателей
поднялась
пурга. Снег,
взволнованный
появлением
летающей машины,
разлетался,
клубился и
нехотя, медленно
оседал.
- Холодно,
- прошептал
замерзшими
губами разведчик.
На
термометре
был плюс двадцать
один градус.
Значит внутренний
холод и температура
окружающей
среды никоим
образом не
зависели друг
от друга.
Какая-то
непостижимая
энергия исходила
со стороны так
и не увиденной
друзьями, скрытой
горами и трудно
различимой
даже с воздуха
Хрустальной
горы.
-
Все. Это была
точка невозврата,
- прошептал
Филатов, с трудом
шевеля губами.
Руки его отяжелели
и будто приросли
к штурвалу.
Спина одеревенела.
Жизнь уходила,
толчками, как
кровь из рассеченной
вены. Это было
совершенно
иное ощущение,
чем в том городе,
где люди «замерзали».
Там была скорее
снежная вьюга.
Здесь холод
космоса выпивал
по капле жизнь,
высасывал ее
методично и
нещадно. Тепло
истекло из
тела. И разведчик
не мог бороться.
-
Невозврата,
- прошептал
госпитальер.
И неожиданно
почувствовал,
как из солнечного
сплетения стало
разливаться
тепло. Там будто
тлел уголек.
Если раздуть
его пламень,
можно жить в
этом морозе.
И не ему одному.
Этого уголька
может хватить,
если обращаться
с ним бережно,
на двоих. Если
же уголек не
удастся разжечь,
обратного пути
не будет. Жизнь
истечет из них
по капельке.
Не хватит сил
поднять самолет.
Они прошли
точку, за которой
еще возможен
возврат. Теперь
они могли идти
только вперед.
До призрачной
и непонятной
цели, где, возможно,
ждала смерть,
но могло быть
и спасение.
-
Пошли, - с трудом
произнес госпитальер,
пытаясь приподняться
в пилотском
кресле.
-
Я не могу... Там
очень холодно,
- слова давались
Филатову очень
тяжело. - Зря...
- Мы
должны идти.
-
Нет. Надо возвращаться,
- с отчаянным
усилием Филатов
протянул к
пульту управления
руку, но она
бессильно
рухнула.
Силы
утекали очень
быстро. Все
вокруг замерзало.
Даже время
текло медленнее,
и вскоре они
вморозятся
в него навечно.
Но
ощущения
безнадежности
у госпитальера
не было. Ведь
огонь в его
груди разгорался
все сильнее…