Илья
Стальнов
(Илья
Рясной)
ГОСПИТАЛЬЕР
И СНЕЖНЫЙ КОРОЛЬ
Трамвай
был сцеплен
из двух угловатых,
облупившихся
желтых вагонов
с легкомысленными
ярко-зелеными
крышами. Колеса
нещадно лязгали
на стыках рельс.
Никита
Сомов развернул
свежую, пахнущую
типографской
краской газету
«Петербургские
ведомости»
и попытался
углубиться
в чтение.
«Новости
культуры. Лучший
тенор современности
Марчелло Никифоров
сегодня вечером
даст свой первый
концерт в «Мариинке».
Сомов
сделал отметку
в памяти. Быстро
пробежал глазами
остальные
новости. Но
сосредоточиться
ему никак не
удавалось.
Настроение
было какое-то
радужно-рассеянное.
И немножко
тревожное.
Такое настроение
бывает, когда
в твоей жизни
неслышно, по-кошачьи,
подкрадываются
перемены.
Трамвай
вырулил на
Литейный, застыл
на остановке.
Двери раздвинулись
с натужным
пневматическим
шипением.
-
У вас свободно?
- вежливо приподнял
котелок сухощавый
бледный человек
средних лет
со свисающими
пышными усами.
-
Да, пожалуйста,
- кивнул Сомов,
мельком глянув
на человека
и не найдя в
нем ничего
необычного.
Никита
сложил вчетверо
газету и принялся
лениво рассматривать
проплывающие
за окном под
стук трамвайных
колес фасады
домов с затейливой
лепниной,
мускулистыми
атлантами, не
дававшими
рухнуть на
землю ажурным
балконам.
Трамвай
набрал скорость,
обогнал пролетку
и нелепый, со
спицами и клаксоном
автомобиль,
на заднем сидении
которого, гордо
выпрямившись,
восседала
красивая дама
в красном платье,
ее белый шарф
развевался
под порывами
ветра.
-
Недурственный
сегодня день,
- подал голос
господин с
усами.
-
Несомненно,
- рассеянно
кивнул Сомов.
- Только дождь
и слякотно.
-
А ведь это день
перемен, - вдруг
как-то глухо,
жестянно, принужденно
произнес усатый.
- День, когда
пришла пора
принимать
решения.
Сомов
застыл, пораженный
тем, насколько
четко слова
незнакомца
отражали его
собственное
состояние.
-
Да, да, Никита
Федорович.
Только вы можете...
Только вы... - голос
незнакомца
заскрипел и
сбился, как
сбивается
граммофонная
игла на пластинке.
Что-то
было в этом
разговоре
донельзя
противоестественное.
Такого разговора
не могло быть
в дребезжащем
желтом трамвае
с зеленой крышей,
под жестяной
перестук колес
и урчание пневматики
дверей.
Сомов
взглянул на
незнакомца
и ощутил, как
внутри все
леденеет, а
сердце сжимает
каменная рука.
На лбу выступил
холодный пот.
Незнакомец
пялился в него
глазами без
зрачков. Чужие,
нечеловеческие
глаза были
покрыты зеленоватой
мерцающей
пленкой.
Соседи
по трамваю,
озабоченные
своими проблемами,
не обращали
никакого внимания
на мирно и негромко
беседующих
двух людей.
Видимо, остальные
пассажиры были
достаточно
толстокожими
и не ощущали,
что рядом с
ними только
что материализовался
сумрачный,
чуждый этому
слякотному
дню привычному
старому городу
кошмар.
