: Артем РондаревХудожественный
Артем Рондарев
Художественный текст под напором воспоминаний
Юрий Буйда — известный и крупный писатель, его много издают и переводят. Нынешнюю его книгу «Вор, шпион и убийца» следует, по-видимому, отнести к жанру автобиографического романа: здесь он рассказывает от первого лица, совсем не прячась, историю своей жизни, с подростковых лет до более чем тридцатилетнего возраста. Жизнь у него (это все можно узнать из книги) была не сложнее и не легче жизни обычного, во многом диссидентски мыслящего советского человека; в этом смысле книжка тем, кто застал описываемые времена, покажется безусловно любопытной, тем более что написана она очень чистым, соразмерным, уверенным литературным языком, которым — что сразу видно — работает привычный к подобному инструменту профессиональный литератор.
Точнее, это поначалу выглядит так.
Позже, по мере того как повествование развивается и, судя по всему, захватывает автора все сильнее и все больше требует от него эмоциональной отдачи, из художественной прозы текст постепенно превращается в записки на полях или дневник впечатлений — не всегда даже обработанный («…и утратил к ней интерес, когда советская фантастика превратилась в фигу в кармане»). Чуть позже язык книги становится почти неотличим от того характерного стиля, построенного на отрицании соцреализма, однако же всем ему обязанного, который был определяющим в журнальной прозе начала 90-х и ярче всего был представлен в повестях Юрия Полякова, вот так примерно: «Когда же речь зашла о приеме в комсомол, пришлось зубрить устав ВЛКСМ. Вот это была мука. В отличие от дружков, я не терялся перед трудными словами…». Сказать, что после чистого, разве что слишком сфокусированного на, скажем так, «телесном низе» начала книги такой оборот дела приносит разочарование, — ничего не сказать. Наконец, существенно позже всех ссылок на Платона и Хильдегарду фон Бинген, начинают встречаться и авторские афоризмы, например: «Что ж, общественный вкус — это баланс высокого и низкого, а достигается он всегда за счет высокого». Бог с ним, что это логически неверное высказывание: среднее значение всегда достигается за счет изменения обоих противопоставленных объемов, о чем известно еще со времен Зенона; проблема в том, что оно звучит как скрип человека, старательно смиряющегося с упадком нравов, а это худший из объективов для фиксации прошлого: деланная беспристрастность — признак возраста, а не мудрости, и в литературу она неизбежно привносит звук фельетона.