А колдуну Андреа Мускулюсу зачли испытательный срок.
С благодарностью перед всем лейб-малефициумом.
Мускулюс не знал, что накануне оправдательного приговора в королевской спальне обнаружилась непонятно как туда попавшая депеша от печально известного Совета Бескорыстных Заговорщиков. Извиняясь за неудавшееся покушение, СоБеЗ заверял, что отныне Эдвард Реттийский внесен в список неприкосновенных для покушений лиц. Впрочем, колдун не знал об этом и сейчас, а значит, подобные сведения выходят за рамки воспоминаний Андреа Мускулюса.
Это так, к слову.
«Казалось, древние волхвы, провозгласив: „Идём на вы!“, солгали колдуну…»
Ой, что за сударь к нам пожаловал? Ай, тяжко сударю идти! Уй, кошель к земле тянет? Эй, Тацит с Ощипом спешат на помощь! Сей минут облегчим бедного сударя…
— Уймись, Тацит. Это малефик из столицы. Нагрузимшись, — мрачно уведомил добрых людей служка, выделенный Мускулюсу в провожатые.
— Ась?!
Приятель разговорчивого Тацита явно услышал незнакомое слово. И, скорее всего, принял его за ругательство. Зато живчик Тацит оказался куда более эрудированным:
— Ах, это же совсем другое дело! Ух, что ж ты сразу не сказал?! Эх, проводим сударя! Не ровен час, пристанет шелупонь стоеросовая, а на всяк чих не наглазишься! Да и зачем ману на шантрапу тратить, когда Тацит Горлопан завсегда с радостью? Идемте, сударь малефик, гоните прочь тугу-беду…
До тупого Ощипа наконец дошло, с кем они имеют дело. Богатырь заторопился поддержать напарника:
— Дык эта… оно самое! Сопроводим…
— Судари малефики, — втолковывал ему подельник уже на ходу, — они, почитай, святые! У святых, Курий ты Ощип, все проклятия завсегда сбываются. И у сударей малефиков тоже. Таким приятным сударям грех не помочь…
Сам Андреа в увлекательной беседе участия не принимал. Лишь отметил мимоходом: «Гляди-ка! Молодец ланд-майор! У них тут грабители, и те вежливые…» Голова колдуна была занята совсем другим: ей приходилось руководить саботажниками-ногами. Толстопятые бездельники, браня тротуар, пьяный в свинячью сиську, норовили уйти в отпуск до утра. Еще в аустерии малефик привычным усилием перевел весь необходимый расход маны в область амбит-контроля, и теперь в мозгу вертелся расписной кубарь.
От красочных пятен едко несло тревогой.
Вонь Красильной слободы, встающей из-за Ляпуни, была не в пример симпатичнее.
После тварей, обнаруженных в закромах памяти Эрнеста Намюра, жизненно требовалось выпить с достоинством. Ландверьер не преминул составить компанию в этом благородном деле. Позже за их стол подсел нахальный старикашка, притащив с собой табурет, поднос, где красовалось вульгарное консоме с профитролями, кубок и кувшин имбирного пива. Андреа измучился в догадках: как все это уместилось в руках старикашки за один раз?! Отвесив поклон «милейшему сударю Андреа» (уже весь город в курсе, что ли?!), старик вслух озаботился «здравием Просперо Кольрауна, светоча Высокой Науки». Мускулюс и глазом моргнуть не успел, как оказалось, что они со старцем горячо спорят о прогностицизме 8-й теории Матиаса Кручека, приват-демонолога Реттийского Универмага. Теория была, мягко говоря, спорной, но старик придерживался радикальных взглядов. Отметая контраргументы Мускулюса, он кипятился, брызжа пивом, и яростно стряхивал крошки с бороды на плащ, в который все время кутался.