Он выслушивал их рапорты, давал инструкции, если требовалось, и устраивал их отправку за пределы города. Наконец он вернулся на корабль и отбыл на Аврору.
Никто не обратил на него внимания, когда он появился, никто не заметил, как он исчез.
— Вообще-то, — задумчиво сказал он Амадейро, — земляне не такие уж и варвары.
— Вот как?
— На своей планете они ведут себя совершенно по-человечески. В их дружелюбии есть даже что-то привлекательное.
— Уж не жалеете ли вы о том, чем занимались там?
— Я скверно себя чувствовал, когда ходил среди них и думал, что они не знают о том, что случится. Не могу заставить себя радоваться тому, что делаю.
— Сможете, Мандамус. Подумайте о том, что, как только работа будет сделана, пост директора Института фактически станет вашим. Это должно вас согревать.
С тех пор Амадейро не спускал с Мандамуса глаз.
В третьем путешествии Мандамус почти совсем освоился и держался как настоящий землянин. Проект медленно сдвигался с мертвой точки.
Во время первых своих посещений он не испытывал проблем со здоровьем, но в третий раз, без сомнения, по излишней самоуверенности, он не уберегся, и настало время, когда его встревожило истечение из носа, сопровождаемое кашлем. В городской амбулатории ему вкатили инъекцию гамма-глобулина, отчего сразу полегчало. Но амбулатория произвела на Мандамуса более жуткое впечатление, чем сама болезнь: все там, похоже, болели чем-то заразным или были в контакте с больными.
Но вот он вернулся к привычному распорядку жизни на Авроре и был несказанно рад этому. Он слушал сообщение Амадейро о солярианском происшествии.
— Вы ничего не слышали об этом? — спросил Амадейро.
Мандамус покачал головой.
— Ничего, сэр. Земля на редкость провинциальна. Восемьсот городов с восемью миллиардами жителей, все интересы которых касаются только восьмисот городов с восемью миллиардами жителей. Можно подумать, что поселенцы существуют только для того, чтобы посещать Землю, а космонитов вовсе не существует. Последние известия в любом городе на девяносто процентов относятся к этому городу. Земля — очень замкнутый мир, как духовно, так и физически.
— Однако вы говорили, что они не варвары.
— Агорафобия — не обязательно варварство. По их словам, они цивилизованны.
— По их словам! Ну, ладно. Это неважно. Сейчас проблема — Солярия. Ни один из Внешних миров пальцем не пошевелит. Принцип невмешательства — наш главнейший. Считается, что внутренние проблемы Солярии — дело самой Солярии. Наш Председатель инертен, как и все остальные в Совете, несмотря на то что Фастольф умер и его параличные руки больше не давят на нас. А сам я ничего не могу сделать до тех пор, пока не стану Председателем.