Смотрю на Деда и забываю о тишине, о том, что ничего не понимаю, о задетом самолюбии. Я тоже становлюсь решительным и энергичным, распрямляюсь и уверенно смотрю вперед.
— Приветствую тебя, сын, — говорит Дед, подходя ко мне. — Ну, иди, дай тебя обниму!
— Приветствую, Отец и Дед. — Встаю перед ним на колени и обнимаю. — Как провел день?
— Встань, встань, сын мой. — Дед и Отец в одном лице помогает мне встать. — Устал я, — признается он, тяжело вздохнув. — Ни на миг не присел. Готовил маневры, перегруппировки, командовал построением целой оравы детей соседа твоего знаменитого, Депутата и Министра. Отрабатывали защиту мусорки. Одни штурмовали, а я с двумя старшими держал оборону! И чувствовал себя там… — Дед мечтательно смотрит вдаль. — Чувствовал себя, как тогда, в крепости. — Дед глубоко вздыхает и продолжает: — Компания у нас там собралась как на подбор. Съехались со всей Речи Посполитой на защиту нашей Пресвятой Девы! — Дед говорит все громче и быстрее. — Все с саблями в руках, готовые сражаться! — Его звучный голос, голос Полковника и Улана разносится во всей квартире. — Наше первое настоящее Восстание, когда все эти подлецы продались москалям, австриякам и даже чехам! Тьфу, что за мерзость, даже чехам! И эти предатели хотели разговоры разговаривать, искать компромисс. Но мы сказали: довольно! Бог, честь, отчизна! Никаких разговоров, никаких переговоров, никаких реформ! Крест и сабля! Поединки, переходы, выступления и битвы. Да… Все могло бы пойти иначе, если бы не измена, не предательство! — Дед замолкает и снова смотрит куда-то вдаль. Кивает, словно соглашается со своими мыслями. — Дети у пана Депутата и Министра — что надо! — заявляет, очнувшись от своих мыслей. Он весь разгоряченный, раскрасневшийся. — Отличные бойцы из них выйдут, прекрасные солдаты! — Дед берется за рукоять сабли и нежно ее поглаживает. — Ну, еще фехтовал с этими мордоворотами, которые охраняют Депутата и Министра твоего знаменитого. Скучно им, вот я их и растормошил немного. Бились мы на саблях в коридорах и на лестницах. Потом к нам еще охрана дома подключилась. Все такие деловые, обученные, а я их побил. Одному даже по лбу досталось, его «скорая» увезла. От потери крови он сознание потерял. Но битва была что надо. А потом мы с детьми Депутата и Министра пошли во двор — штурмы и перегруппировки отрабатывать. Так день и прошел, в боевых учениях. Ну а ты что такой понурый? Что с тобой, сын мой?
А я себя как-то странно чувствую. Мне казалось, стою я, гордо расправив плечи, смотрю вдаль, и не видно по мне, как что-то меня гложет, силы отбирает. Но от проницательного взгляда Деда ничего не утаишь, ничего не укроешь от проницательного взгляда Отца!