— Ну, это трудно описать словами… — Студент откидывает волосы с лица. — У нас было много лент. Целый галантерейный магазин. — Он хихикает, заправляет волосы за уши. — А если серьезно… Мы почувствовали, что нас начинает со всех сторон оплетать паутина, нас захватывает бело-красная сеть, и нет сил больше этого терпеть… Кругом бигос и журек… даты, остроги, галопы, сабли, и только об этом многие твердят. Все это напоминает паутину, которая сковывает движения, душит, закрывает рот, заслоняет глаза. И тогда в очередную годовщину мы стали привязывать бело-красные ленты к памятникам, дорожным знакам, входам в канал, припаркованным автомобилям. Мы оплетали лентами все, что можно, и тянули их в разных направлениях, в результате получилась паутина, которую невозможно разорвать, из которой нельзя выбраться. Все это мы делали в час пик, и люди злились, оттого что не могли пройти, спотыкались, возмущались, что мы ограничили их свободу. Кто-то разрывал наши ленточки, кто-то грозился вызвать полицию. Всех бесила бело-красная паутина. Но именно этого мы и добивались! Мы хотели показать, что она не дает нам жить, оплетает нас, ограничивает наши движения, мешает нам жить свободно. Как нас все это достало…
— Да, да… — Дед оборачивается назад, смотрит за диван и крутит пальцем у виска. — Ну, нормальным его не назовешь, — произносит он шепотом, словно сам с собой разговаривает. Потом снова поворачивается к Студенту: — Ладно, а скажи мне, молодой человек, кто тебе еду готовит? У тебя уже есть своя бабенка? — Дед поглаживает свой орлиный нос. — Хилый ты больно, может, у тебя и сил нет на бабенку?
Студент еще больше выпрямляется. Сидит неподвижно, только губы сжал и лоб наморщил. Выглядит странно, похож на испуганного воробья.
— Похоже, что Полковник Парад чрезмерно любопытен, — повышает Студент свой тоненький голосочек. — Не слишком ли много вы хотите знать?
— Любопытен или нет… — Дед машет рукой. — Я тебе помочь хочу, сынок! Сдается мне, хреновые у тебя дела, отказ от мяса и эти глупости сил тебе не прибавляют. Тебе жизнь надо менять, больше движения и дисциплины. Да и баба, которая бы тебе готовила настоящий, наваристый бигос, не помешает. Потому что будущего у тебя нет. Всю свою силу мужскую утратишь, если вообще она у тебя осталась. Говоришь таким голосочком… — Дед снова разражается хохотом.
Студент встает с дивана и подходит к Деду. Садится рядом. Рассматривает Деда со всех сторон. Усаживается еще ближе. Дед избегает взгляда поэта и скульптора. Сидит прямо, неподвижно, словно кий бильярдный проглотил.