Знаю, мне могут возразить, что в последние дни своей жизни Розанов религиозно просветлел, соборовался и т. д. Слава Богу! И Розанова мы здесь рассматриваем совсем не для его обиды, а только в плане эмпирического проявления мягкого и жесткого типа, тот тоже не сахар. Фанатики долженствования – самые страшные на земле люди, и я не буду приводить их слишком известные имена.
Но все-таки еще немного о гуляньях души, чтобы не получилось так, будто мы придаем большое внимание лишь трактирным забавам.
«Конармия». И. Бабель. Документальный рассказ: «И стал тут папаша братца Федю резать. И резал долго, до самого вечера, пока Федя не кончился». Это когда красный Федя попал и руки белого папаши. Семейно поговорили.
Папаша был мягкий человек. Жесткий, при том же составе звериных качеств, просто б убил.
Душа гуляет по-разному, отпущена так отпущена. И даже в зверином своем оскале может споткнуться, вдруг, о неизвестный самой себе камень сомнений, очувствоваться и разрыдаться. Увидеть все с другой точки, потому что все они тоже есть. И телом своим закрыть врага, не то что родного сына. Случись… пошел бы такой папаша, осветляя всех чистым взором и удивляя неизвестной самому новой речью, прибавился бы мир непонятно откуда взявшимся праведником… Если б прощенный Федя не стрельнул ему вдогонку.
Но все-таки к религиозной жизни Лескова и Розанова нужно еще вернуться.
По сути, на их примерах можно сказать и несколько больше, чем о религиозной готовности или неготовности одного и другого типа. Можно сказать и о том, что мягкий, не имея в своем арсенале высшего безусловного адреса как такового, и не способен выработать в себе полноценную категорию «авторитет». Именно здесь, на наш взгляд, корни того самого нигилистического интеллигентского духа, который так хорошо описан у С.Л.Франка, но именно описан, а не объяснен… Лесков крайне внимателен и осторожен в обращении с человеком, даже если тот буйствует и разбойничает (о сыне будет сказано, не торопитесь). Не говоря уже о том, что замечания Лескова по адресу не слишком сведущих (сравнительно с ним) в христианстве Толстого и Достоевского делаются со стремлением никак уж не скомпрометировать этих людей. Поймав главный смысл тургеневского Базарова именно в нигилистической порче здоровых русских людей, он пишет, что сам Базаров как материал ему в принципе нравится. Вообще Лескову крайне неприятно не уважать человека, и он позволяет себе делать это только там, где отрицательные персонажи в полном смысле отрицательны, заданы сразу, и почти или совсем не люди.