Ветер, велик и я – тесное содружество непримиримых стихий и сущностей.
Я не сливаюсь ни с ветром, ни с великом, как об этом любят поговорить байкеры. С лошадью, может быть, хотя и это спорно: у лошади своя душа, у меня – своя. Вместе по гулкому полю скачем, но в разные стороны.
Не могу почувствовать себя человекомашиной, алюминиево-карбоновым существом. Я представляю велосипед чем-то вроде инструмента, будто гитарой, которой машешь на сцене, в таком случае – твой черный Шредер можно сравнить с лимузином.
Когда я лечу по трассе, в ветре природном и собственном, мне как раз и кажется, что я на какой-то сцене, а публика шелестит и смазывается, и я вижу перед собой только одну точку, скорее – одну звезду впереди. И будто разматывается за моей спиной узкая, словно клинчер, лента пространства, произведенного мною, а встречный ветер гудит в голове под шлемом, как в пустой тыкве-пугалке, выдувая остатки сухих мыслей-семечек, и даже кажется что и вовсе нет у тебя головы, а только шлем на плечах – фулфейс с козырьком или легкий котелок без челюсти.
«Какой же русский не любит быстрой езды» – именно этой природной скорости – конь, велосипед, ветер… Восток медлителен, а Запад меркантилен. На Востоке скрипучие арбы с огромными колесами, а Западу нужна лишь скорость, а не стремительность… Впрочем, хочется написать об этом отдельное сочинение.
Стремительность отрывает от земли, кажется, что ты уже не принадлежишь улицам и тротуарам, как пеший человек. Ты недосягаем и неуловим. Ты прорезаешь город поперек, сквозь скверы и дворы, игнорируя упорядоченное пространство. Ты словно уже не на Земле, а в самой Вселенной. Бесконечно падающая звезда. Ближе к Богу, чем к Божьим созданиям. Еще ни с Тем, но уже ни с другими.
Ты, я и велик – четыре возможных сочетания.
Ты в седле, я пешком, ты уедешь, скроешься за углом и вернешься, косичка болтается на плече, челка твоя золотая вьется, а если в унисон с ветром, то ты вся застывшая, будто создана из стекла, а листва трепещет вокруг, приветствуя хитрую связь беспокойного пространства с красавицей.
Оба пешком, я везу твой велик – это белорусский «Аист» классического дизайна, лет десять ему, но со своими круглыми трубами он будто приперся на машине времени с невидимым подвесным моторчиком из невообразимо далекого Советского Союза.
Оба пешком, ты везешь свой велик – это чаще, как ни странно, поскольку у тебя есть привычка опираться на что-то, за что-то держаться – за сумочку, за рояль, за мою руку на худой конец. Ты не в ладах со средой, моя дорогая, я давно это заметил, но так и не смог понять, что это значит, хотя мне был отпущен год и четыре месяца, чтобы многое узнать о тебе.