Если ты почуял другого мужчину (Балашов) - страница 4

Этот виноград зрел, сверкая на солнце, когда твои молодые родители бродили по крымским горам, жили в палатке на берегу, котелок грели на двух кирпичах. Это вино уже было марочным, достаточно выдержанным, когда ты появилась на свет. А когда ты училась ходить, это вино уже разлили по бутылкам и уложили в многолетнюю дрему.

Год тысяча девятьсот восьмидесятый. В мире еще слышно сильное эхо Beatles и Джон Леннон жив. Загорелые девушки, многие из которых уже состарились и умерли, собирают виноград. Советские журналы разгромлены, окончательно победила серая брежневская пиджачность. Наши войска в Афгане и слово «афганец» уже не значит житель этой страны. На экраны вышел фильм «Москва слезам не верит». Я бегаю в школу, в кино, балдею от рока, учусь на гитаре, получаю первый юношеский разряд по велоспорту, пытаюсь читать газеты, весело и комфортно существую в мире, в котором еще нет тебя.

У ялтинок сильные крепкие ноги, потому что они всю жизнь лазают по крутым улицам, по лестницам. Девушки мечтают о женихах. Наверное, одна из них, срезав влажную гроздь винограда, смутно задалась вопросом: в чьей груди сгорит это будущее вино? И когда?

Когда ее сын в школу пойдет. Когда ее родину захватит донецкая мафия, а муж будет сидеть без работы, от пьянства умирая, а сама она будет холодную воду в ведрах по лестницам таскать, чтобы ему похмельный суп сварить. Когда ты родишься, вырастешь, выйдешь замуж, разведешься, недолго побудешь со мной и бросишь меня, наконец… Много воды утечет.

И я сижу в теплой компании настоящего восточного мудреца, пью это темное вино времени… И где найти тебя, не знаю. Да и искать не хочу.

Мне кажется, что я призвал на помощь древнюю магию. Я людоед из племени джумба-мумба, съевший печень своего врага. Выпив вина, которое старше всей твоей жизни, я стал обладателем магического знания – о том, как вернуть тебя, девушку, которая ушла.

Мы смотрели, как цветут деревья

Мы смотрели, как цветут деревья, ты трогала лепестки, срывала цветочек и распинала его на ладони, поднося ладонь почти вплотную к своим близоруким глазам. Мы ходили по городу, вглядываясь в глубину улиц, чтобы найти еще одно далекое пламя. Ты хватала меня за локоть, указывала пальцем, и мы шли туда.

Я думал, что придет осень, и мы будем так же ходить с тобой и рассматривать листья. И я думал о том, как буду приносить тебе листья, бросать их на крышку рояля. Как мы будем вместе их распинать, на черном зеркале, отражаясь сами, и вдруг случайно глянем друг другу в глаза, и среди листьев друг друга увидим.