Валерия Ивановна посмотрела на меня, её подбородок непроизвольно дрожал, а глаза слезились. Она понимала, что сейчас же должна успокоиться. Она не могла позволить себе заплакать в присутствии ученика. Не могла позволить себе проявить слабость. Она сделала глубокий вдох, поджала губы и закрыла глаза. Сглотнула. Приложила все силы на то, чтобы побороть в себе эти эмоции. Выдохнула всю свою боль и улыбнулась.
– Ну, Моть. Как ты? Как ты доехал? Если ты хочешь, кушай торт. Сашенька к нему не прикоснулся. И чай. Я заварила тебе чай. Кушай, пожалуйста.
Я согласился. Я понимал, что сейчас я был для неё единственным человеком, который мог её подбодрить. – Всё хорошо, – ответил я, – правда, на улице жуткая метель, но я хорошо доехал, спасибо.
– Жуткая метель, ты прав, а как же Сашенька поехал? Он не замёрзнет?
– Нет, нет, – начал я. Я точно знал, что нужно было сказать. Сейчас она хотела услышать то, что хотела бы услышать любая мать. – Там, конечно, холодно, но я видел на вашем сыне тёплое пальто, я думаю, он не замёрзнет, всё будет хорошо, не переживайте.
– Да? Точно? Ты уверен? – продолжала спрашивать она с явно не поддельной тревогой.
– Абсолютно, Валерия Ивановна. Не беспокойтесь, всё будет хорошо.
– Ну хорошо. Ну ладно, расскажи мне, как вы там? Как вы справляетесь без меня? Как Ваня?
Я смотрел на неё и понимал, что все эти годы мы ошибались. Что она действительно такая, какая она была сейчас передо мной. Я видел, что ей было интересно, как мы, и как мы без неё. Ей было интересно это знать, и она не притворялась. Я понимал, что это будет неуместно и, возможно даже глупо, но я всё же не удержался: – Валерия Ивановна, позвольте мне задать вам вопрос.
– Почему я такая здесь и совершенно другая там? – закончила она. Она довела до конца моё предложение в точности такими же словами, которыми собирался я, будто бы прочла мои мысли.
– А сейчас, – продолжала она, – ты задаёшься вопросом, как я могла угадать твой вопрос.
Образ Бабы-Яги снова пришёл мне на ум.
– Пойми, Моть, я не вчера родилась. Я всё прекрасно понимаю. Я понимаю, как вы ко мне относитесь. Я знаю, как вы говорите обо мне в ваших кругах. Я выучила все клички и названия, которые вы мне придумали. Я знаю, что вы меня ненавидите, и твой интерес к тому, почему я такая в повседневной жизни, вполне естественен. Я всё понимаю. И я объясню тебе. Пойми, Моть, на самом-то деле то, что я вас не люблю, – это абсурд. Это бред сумасшедшего. Вы, ваш класс – это самое дорогое, что у меня есть, и если бы мне когда-нибудь предложили обменять вас на другой класс или просто отказаться от вас, я бы сразу послала бы этого человека куда подальше. Я же вырастила вас. Вы же приходите ко мне каждый день, и мы проводим вместе все праздники, разъезжаем повсюду вместе. И ты действительно думал, что за все эти годы, за всё то время, что мы провели вместе, я вас не полюбила. Посмотри на меня, всё, что у меня есть, – это Сашенька и вы. Вы все мои дети. И я люблю вас. Моё к вам отношение исходит не от сердца, а от необходимости. Необходимость сурового обращения должна быть вам всем ясна. Если бы не она, вы бы никогда не воспринимали ни меня, ни предмет всерьёз. Вы должны понимать, что я такая только в стенах школы. Но за её пределами я готова помочь вам с чем угодно, я готова дать совет или просто выслушать. Я готова сделать всё что в моих силах, лишь бы помочь вам. Но только не со школьными делами. Школа – это ваша битва. Для каждого своя. Она закаляет характер. Цель школы подготовить вас к вашей будущей взрослой жизни. И я тут вам не помощник. Через все эти трудности вы должны пройти самостоятельно, ведь никто не будет помогать тебе писать твою книгу, когда ты соберёшься это делать.