Арсюша надулся, больше не произнес ни слова, однако котлету по-киевски съел за милую душу.
Официантка Лариса Величко вовсе не была сплетницей. На самом деле она была человеком молчаливым и скрытным. Но никто этого не знал. Все считали Ларису болтушкой-хохотушкой, даже ее собственный муж любил повторять: «Ты, Лариска, десять раз ляпнешь что-нибудь и ни одного раза не подумаешь!» И Лариса виновато разводила руками: «Откуда я знаю, что думаю, пока не скажу это вслух? Ну, такая я – язык без костей. Что же теперь делать?»
Однако никогда она ничего не «ляпала», не подумав. Подобное легкомыслие могло стоить ей слишком дорого.
Двенадцать лет назад Лариса закончила профессионально-техническое училище пищевой промышленности. Она хотела стать поваром, а потом поступить в пищевой институт. После училища ее распределили в грязную общепитовскую столовку, где воняло несвежими хлебными котлетами и склизкими тряпками, посетители матерились, хлопали молоденькую раздатчицу по ягодицам и хватали за грудь. Большинство из них работали шоферами-дальнобойщиками, в выражениях и жестах стесняться эта публика не привыкла.
В пищевой институт Лариса не поступила – два года подряд недобирала баллы, поняла, нужен хороший, крепкий блат – слишком уж доходные места ждут выпускников института, плюнула, осталась работать в столовке. На иждивении у Ларисы были больная мать с пенсией по инвалидности и братишка четырнадцати лет. А общепит подкармливал, и неплохо – то маслом, то мясом. Вот на мясе Ларису и поймали. На говяжьей вырезке. Воровали в столовой все – от уборщиц до директора. Никто с пустыми сумками с работы не уходил. Но поймали именно Ларису.
Жирный армянин-директор долго мытарил ее в своем кабинете, крутил перед носом коротким волосатым пальцем, без конца вытирал бумажными салфетками потеющую лысину в кудрявом черном пуху, повторял: «хищения, прокуратура». В общем, она сразу поняла, в чем дело. Он давно к ней подкатывал, и так и сяк. Вот и подкатил – бесповоротно. Делать было нечего. Разговор закончился у него в квартире, в койке. Жена и двое детей в это время, естественно, отсутствовали.
Сначала Ларисе было очень противно. Армянин сильно потел, у него вечно от ног пахло. В любви он был груб и ненасытен, в самые горячие мгновения начинал повизгивать тоненько и жалобно, как юный кабанчик. Однако ко всему привыкаешь. И Лариса привыкла. Тем более он и подарки дарил, и деньгами помогал, и пристроил ее в приличный, чистый и дорогой, ресторан, где никто за грудь не хватал.
Все бы ничего, если бы через год армянину не прострелили череп, прямо на улице, средь бела дня. Началось следствие, к Ларисе в дом пришли с обыском, подняли линолеум на кухне и обнаружили в полу тайник с тремя пакетами героина.