— Это больше привычка, времени то уже сколько прошло, считай десятое лето идет как в наемниках… уже и не вспомнит меня никто.
— А воду говоришь, раньше не продавали?
— Нет, не продавали.
— Слушай, а почему в других местах колодцы не копают?
— Так запрещено законом во тьму то копать…
— Не понял.
— Чего непонятного, нечего тьму беспокоить.
— Ты серьезно?
— Что?
— Ну… эм… про «тьму беспокоить»? — осторожно спросил я, не понимая на сколько серьезно он все это говорит.
— Это наказ предков… нельзя нарушать.
— А как же уголь? Его же копают…
— Так с благословения… Да Никитин, с головой то и впрямь у тебя не то что-то.
В дверь постучали, после чего она открылась и Кина вошла с деревянной разноской и большим глиняным кувшином.
— Обед для вас, — поставив все на стол, сказала она.
— Благодарствую, — довольно потирая руки, ответил Тарин вставая с топчана, — Садись обедать Никитин, новыми одежами да моими рассказами брюхо не набьешь, а в нашем деле так: — есть еда — ешь, а то неизвестно когда еще доведется.
Пока мы разбирались с обедом, за окном зарядил дождь, хороший такой… плотный с крупными каплями. Тарин подошел к окну, закурил трубку и выдохнув дым на улицу сказал:
— Ну вот, плащ то не зря ты купил…
— Ага, обновлю, — ответил я, и тоже достал трубку.
— Протоками до завтрашнего вечера никто вверх уже не пойдет, — Тарин уставился в одну точку — быстро увеличивающуюся лужу у дома напротив, — надо в обоз проситься.
— Это хуже?
— Это дольше и дороже.
— На много дольше?
— На день точно.
— А мы спешим?
— Нам бы до темна из каменка уйти, не хочется попусту пол дня терять.
— Пошли тогда…
Грязно было лишь в проулке, откуда был вход на постоялый двор, центральная же улица была вымощена булыжником и даже с неким подобием ливневой канализации — небольшие углубления по обеим сторонам улицы. Тарин повел меня к ряду больших сараев на окраине рынка, мы без стука вошли в каменный дом, к которому была пристроена деревянная конюшня. Это оказалось что-то вроде местного «офиса логистики», как сказал Тарин — развозной дом. Тут были и местные «таксисты», и «водители» больших двухосных телег способных перевозить что-то габаритное и тяжелое, были так же и «водители междугородних линий» — владельцы эдаких фургонов времен освоения дикого запада, запряженные парой лошадей. Называли их без затей — подорожники. На нашу удачу, три таких фургона как раз собирались отправляться, их нанял какой-то купец, которому надо было уже покидать каменок, но из-за осадков и появившегося течения, протоками он уйти теперь не мог. Купец даже обрадовался, что к нему в попутчики напросились два с виду наемных оружных человека, и он согласился на то, что мы не будем делить с ним стоимость дороги, а побудем временно его охраной, во всяком случае, до заимки Медовой, где была «наша остановка».