— Очень просто! — вдруг ответил Миша. — Этого вовсе не может быть.
— То есть чего не может быть?
— Чтоб все ребята ушли на фронт.
— Почему же? Все ребята ненавидят немцев. Вы вот убежали.
— Мы убежали, а все не убегут. У одних ребят такой характер, что они хотят учиться, а у нас такой характер, что мы хотим воевать.
— Значит, по-вашему, у кого какой характер, кто чего хочет, так и делает?
— Ну да.
Их собеседник повернулся и лег головой на противогаз, подложив под затылок ладони.
— Странно! — сказал он задумчиво, глядя на потолок. — А вот у меня, например, такой характер, что я совсем не чувствую призвания к военной жизни. Что вы на это скажете?
Ребята молчали. Им стало как-то неловко за человека, который сам про себя говорит такие вещи. Это было все равно, как если б он сказал: «А я вот, братцы, трус».
— Н-не знаю… Конечно, всякие бывают характеры, — уклончиво ответил Слава.
— Да. Никакого призвания. Я с детства только и мечтал о том, чтобы стать изобретателем. Перед войной работал на заводе, учился в заочном институте, думал сделаться инженером. — Он вдруг повернулся к ребятам и снова приподнялся на локте. — Вы знаете, чем я хотел заниматься? Слышали что-нибудь о передаче энергии на расстояние?
— Знаем. По радио, — сказал Слава.
— Совершенно верно. И вот представьте себе: есть у вас велосипед, а на нем — маленький приемник и электромоторчик. Сели вы на велосипед, повернули рычажок и едете хоть до самой Москвы без всякого горючего, без всяких проводов. Неплохо? Да? Ну, а теперь пришла война, и я вот не изобретаю таких велосипедов, а служу в армии, и неплохо, говорят, служу. Что вы на это скажете?
Ребята не ответили. Они молча рассматривали этого странного человека. Его остриженная под машинку голова с длинным носом и тонкой шеей, торчавшей из расстегнутого ворота гимнастерки, походила на голову птицы. Совсем не шла к нему военная форма.
— Колы б мы не воювалы, немец от таким пацанам жизни бы не дал, — заметил Очередько.
Изобретатель повернулся лицом к стене и зевнул.
— По-моему, ребята, если уж началась война, если на твою родину нападают, ты уж должен делать не то, что тебе хочется, а то, что нужно делать. Ну, кончим нашу дискуссию, а то и поспать не удастся.
Красноармейцы улеглись и затихли. Легли и ребята, накрывшись чьей-то плащ-палаткой. Где-то продолжали раздаваться выстрелы. Откуда-то, вероятно из соседней землянки, то и дело доносился писк телефонного зуммера и монотонный голос:
— Калуга слушает. Чего? Даю Луну. Алло! Марс! Алло, Марс! Калуга говорит. Двести десятый у себя? Дайте его.