– Я? – Василий вдруг нашелся: – А я просто скажу архангелам, что тебя надо подальше упрятать! За грехи! Я-то свои грешки исправил понемногу и завтра-послезавтра на небеса отправляюсь, а тебя… – Василий с удовлетворением отметил мгновенные изменения в позиции ресторанного духа, – а тебя, Павлик, видимо, целую вечность будут черти в аду… убивать и кипятить, убивать и кипятить! – Василий весело поржал. – И еще немеряно веков, Паша, гнить тебе и сохнуть!
Паша сник. Потерянным взглядом он обвел комнату, поглядел на керамического кота, успешно доклеенного Мишкой, и вдруг тихо и почти жалко спросил:
– А ты… Ты ведь уже знаешь про… Это что здесь, правда всё? Про чертей…
– А ты думал! Если в ближайшие дни хороших дел не натворишь – всё! Будут тебя убивать и кипятить! До морковкиного заговенья!
Паша затрепетал крыльями и опустился на диван.
– Так а… какие дела-то добрые? Мы ж ведь… мы ж не можем ни черта…
– То-то! Не можем!.. Вспоминай, где нагрешил? И чё ты тут, вообще, расселся?! Ну-ка, ступай-ка к своей… вдове! А на мою Люську даже не пялься! Хватит с тебя! А то точно накапаю! Если надумаешь хорошо себя вести, я с тобой свяжусь, понял меня?! Сам найду! Давай-давай отсюда! Погода хорошая, давай-ка!
Паша поднялся и послушно растаял в полосатых оконных занавесках. Василий облегченно вздохнул, усмехнулся и протиснулся меж двух фотографий на стене – в кухню, к Люсе.
Люся мельчила на доске головку репчатого лук, держа в зубах кусочек черного хлеба, – чтоб не плакать. В оранжевой миске багровел фарш, присыпанный размякшим белым хлебом. Василий присел на подоконник, помолчал и ласково заговорил:
– Ну, как ты, девочка моя… Вишь, ничего пока у меня не выходит… с денежками. Но стараемся. Будь ты порасторопней, уже давно бы тебя обеспечил, но ты у меня не очень расторопная… Но всё равно хорошая.
Василий понаблюдал за Люсей, ссыпающей накрошенный лук с разделочной доски в миску, и вдруг заорал:
– Люськ!!!! Слышь меня, не?!!!!
Люся аж вздрогнула. Кусочек черного хлеба выпал изо рта в миску. Вася рассмеялся.
– Слышишь, девочка! Ведь слышишь меня, а! Не ушками, так сердечком-то слышишь, голуба!
Люся внимательно, но бесстрашно окинула взглядом кухню, вытерла о передник руки, выдвинула ящик стола, достала кусочек мела и положила его на полку возле синего надплиточного простенка.
– Ты, Васёк, куда у меня пропал-то? – тихо сказала Люся, задумчиво глядя в окно, прямо сквозь Василия. – Не насовсем пропал-то, а?
Впрочем, не ожидая никаких сюрпризов, Люся обеими руками вернулась к фаршу, а Вася сглотнул комок в горле: