Мне бой знаком – люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жен лобзаний не достоин.
А. С. Пушкин
Глава 7. «…Была прекрасна – виновата, значит…»
А осенью 1826 года только что прощённый Пушкин из своей ссылки в Михайловском попадает «с корабля на бал» в Москву. В разгаре торжества по случаю коронации… Глаза разбегаются от обилия красавиц в роскошных нарядах. Куда там крепостным девкам!
При встречах с женщинами Пушкин мгновенно загорался, но так же быстро и погасал. Несколько раз его непомерная чувственность брала верх над разумом и, желая обладать очередной прелестницей, он готов был делать предложение. Господь берёг до поры…
Очередным вихрем налетела на него очередная любовь к красивой шестнадцатилетней девушке с крепким, манящим телом.
Боясь упустить такой роскошный экземпляр, он спешит предложить ей руку и сердце.
Друзья, которые помудрее, резонно считали, что и на этот раз решение приняло его «либидо». Он ведь готов был сойти с ума, если женщина оставалась недоступной.
Слов нет, о шестнадцатилетней Наташе Гончаровой в московских салонах сразу заговорили с момента её первого появления там в 1828 году, как о первой красавице Москвы. А то: сто семьдесят семь сантиметров росту, идеально развитые плечи, грудь и бёдра, уникально тонкая талия, чарующая шея и впечатляще страдальческий лоб. И даже лёгкое косоглазие Натали вполне сходило за изюминку.
«Наташа была действительно прекрасна», – вспоминает её подруга Н. М. Еропкина.
«…Ещё девочкой (она) отличалась редкою красотою… Воспитание в деревне на свежем воздухе оставило ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционално сложена, отчего и каждое её движение было преисполнено грации. Глаза добрые, весёлые, с подзадоривающим огоньком из-под бархатных ресниц. Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо её воли, покоряли всех… Место первой красавицы Москвы осталось за нею…»
Тридцать вёрст булыжной, белого камня дороги Медынь-Калуга, казалось, вытрясали саму душу… А иначе – непролазная грязь. И то, спасибо тутошнему Пятовскому карьеру…
Было заметно, что усадьба Гончаровых и сами бумагоделательные цеха знавали лучшие времена. Не ускользнули от опытного глаза потомственного дворянина Чижевского и архитектурные и ландшафные изыски известных зодчих. Чарующий вид на излучину совсем уж русской реки Суходрев даже заставил его замереть…