– Они пошутили, сволочи, – выругался Валентин и дрожащей рукой достал сигарету.
Он остановил машину у придорожного кафе. Попросил стакан апельсинового сока, взял меню и, совсем обессиленный, растянулся в пластиковом кресле снаружи, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Да, как хорошо быть просто живым!
Он набрал номер мобильного Хосе.
– Привет, Хосе. Как дела?
– О, привет! Рад слышать тебя, дружище. Все ол-райт, только не хватает бокала виски и веселой подружки!
– Ты привез этот злополучный груз?
– Не поверишь. Еще нет. Эти сволочи из-за аварии изменили место доставки. Теперь я должен неделю гнать по Европе, чтобы выгрузиться в порту Валенсии.
– Валенсия? Это же Испания!
– Да какая, на хрен, разница. Жарища кругом, – выругался Хосе. – Все, пока, а то тут у меня столпотворение на дороге. Одни туристы.
– Пока… – задумчиво ответил Валентин.
Шум автострады гулко отдавался в сердце. Сухой ветер с примесью гари и пыли лениво терся вокруг пропотевшей рубашки. Голова была тяжелой и пустой. Казалось, что раскаленный воздух окончательно иссушил остатки мыслей. «Кривых и спутанных, с налипшей красно-коричневой глиной Ла Манчи», – усмехнулся Валентин, обратив внимание, что за соседний столик присела молодая пара, подъехавшая на серебристом «Фольксвагене». Высокий, наголо выбритый мулат и светлая девушка. Как только они сели, она сразу же взяла его руки в свои. Ее пальцы, тонкие и белые, проникли в его пальцы. Но не просто проникли, они обнимали, переплетались и гладили его темную кожу, как будто что-то вспоминая. Совсем не смущаясь посторонних взоров. Валентин опустил глаза, делая вид, что всецело поглощен меню.
Но на самом деле не мог оторваться от движения рук на соседнем столике, до тех пор пока рядом услужливо не появился официант.
– Что будете заказывать?
– Чай и десерт. Тирамиссу. (Ну и пусть у него будут болеть глаза. Какая теперь разница – больше или меньше.)
– Больше ничего?
– Нет, спасибо. Этого достаточно.
– Си, сеньор.
Через несколько минут перед ним стояли чай и тирамиссу. Шоколадно-сливочный. Почти черные слои теста с нежными прослойками крема цвета топленого молока. На большой белой тарелке. Как на широкой кровати. С вызывающе блестящей ложкой. Валентин не удержался и опять бросил украдкой взгляд на соседний столик. Теперь ладони мулата лежали сверху на незагорелых ладошках, бережно подмяв их под себя. Как будто защищая и оберегая от чего-то.
Валентин прикусил губу, отломил ложкой кусок пирожного и опустил в рот, закрыв глаза. Серо-бурая пустыня тут же превратилась в берег моря и пальмы.