– Добиваю ваши четыре тысячи и поднимаю на десять, – я ухмыльнулся.
– Под вас четырнадцать тысяч, – прокомментировал крупье, повернувшись к толстому Гарри.
– Что ж, четырнадцать так четырнадцать, – ответил тот и бросил фишки на стол.
– Мадам, ваше слово, – сказал крупье.
– Уравниваю четырнадцать тысяч мистера Джека и поднимаю еще на десять, – непринужденно произнесла она.
– Вы рискуете, мадам, – невольно сорвалось с моих губ.
– Жизнь – всегда риск, – ее глаза прищурились. – Это точно, – заявил я и добил ставку.
У меня остались последние деньги. Пластиковый кружочек с цифрой «1000» одиноко лежал рядом с пустым бокалом из-под виски.
– Не буду вам мешать, – хохотнул Гарри и вышел из игры. – Мадам, обыграйте этого жадного джентльмена.
– Вы сомневаетесь в этом, милый Гарри?
– В банке сто четыре тысячи, – посчитал крупье сумму банка и торжественно добавил: – Вскрываю пятую карту.
Мы остались вдвоем.
Алесандро, узнав о потасовке в ночном клубе, обозвал меня Дон Кихотом и начал убеждать ходить вместе с ним на тренировки по боксу. Тогда, заверял он, я смогу набить морду любым соплякам. Я ответил, что пусть околачивает грушу сам, а мне больше по вкусу айкидо или карате.
Вторник и среду пришлось проваляться дома. Причем проваляться в полном смысле слова. Все последствия драки вылезли утром. Распухла губа, болела голова, а синяк под глазом стал темно-лиловым. Слава богу, что нос остался цел. Самое безболезненное положение для организма оказалось горизонтальным.
Дела решались без моего участия.
Алесандро отвез на фабрику официальное письмо с требованием созыва внеочередного собрания акционеров. Ирен разместила в Интернете объявление о продаже фабрики. Брокер прислал отчет о проданных ценных бумагах – удалось выручить почти восемьдесят тысяч. Из них он вычел тридцать, которые уже выплатил раньше. Остальные пятьдесят обещал отдать наличными в начале следующей недели.
Это был мой последний денежный резерв.
Оба дня приезжала Элизабет. Привозила из ресторанов еду, один раз – из китайского, другой – из «Mon Paris». Обедала за компанию, потом обрабатывала мои синяки и ссадины всякими снадобьями и уезжала. Я заметил, что она немного грустна и часто задумчиво разглядывает небо за окном. На мои расспросы о том, что с ней происходит, она только отшучивалась.
В целом мне нравилось чувствовать себя отважным рыцарем – правда, побитым, но все равно отважным! Я валялся на диване, смотрел телевизор и читал Ремарка. Герои в книге беспробудно пили ром, постоянно гоняли на машине и не унывали, несмотря на то, что чувствовали себя лишними в этом мире. Особенно запомнилась одна фраза: «… можешь даже любить, если хочешь; только никого близко не подпускай к себе. Подпустишь – захочешь удержать, а удержать ничего нельзя…» Это точно, удержать нельзя ничего – ни песок времени, ни ветер перемен, ни гаснущее пламя любви. Но и переживать из-за этого долго не стоит – это тоже точно. Отличная книга. Хорошо, что она попалась мне только сейчас. В юности вряд ли можно осознать в полной мере горечь потерь, бессмысленность мира и жажду любви.