Найти любовь и потерять (сборник) (Нифонтов) - страница 3

«Как жили, так и будем жить!» То, что один знает, как жить без Сталина, а другой не знает, меня очень удивило.

Также очень хорошо помню зиму перед этим событием. Мне уже было четыре года. Зимой мать отправляют куда-то в лес, работать на длительное время, работала она поваром. Перед отъездом мать дала нам с братом каждому по три рубля, оплачивать питание в столовой. В комнате барака, где мы жили, временно поселили молодую пару, им было по восемнадцать лет. Мать предупредила, чтобы мы эти три рубля держали в надёжном месте. Где такое надёжное место? Каждый должен был решить сам. Для меня самое надёжное место оказалось под клеёнкой стола. Соответственно мои три рубля сразу исчезают, было это перед новым годом, и кому-то срочно понадобились мои деньги. Брат на свои три рубля питается в столовой, а я сижу в комнате, и голодаю. Мой организм ослаб, и я заболеваю гриппом, болею дня четыре, или больше, питаюсь только водой.

Когда болезнь стала проходить, замечаю, что на полу валяется маленький кусочек сала. До этого дня сало я есть не мог, а тут взял его, и быстро съел. Показался мне тот кусочек сала необыкновенно вкусным, и мнение о сале я переменил. Кто-то специально подбросил этот маленький кусочек сала для меня, вот только было непонятно, почему на пол?

Вскоре матери передают, что я болел, и в столовую не ходил.

Рано утром на рабочей машине меня отвозят на лесозаготовки, где мать работала в столовой. Как-то вечером прихожу в столовую, чтобы поужинать. Вид у меня был не очень внушительный, одет в телогрейку, и старенькие валенки. Сейчас такого бы назвали бомжом. Прохожу по столовой, а в это время как раз кормили заключённых, которые работали на лесозаготовках. Столовая была большая, и заключённых было человек восемьдесят или сто. Они сидят за столами в таких же телогрейках, как и у меня, но их телогрейки отличались цветом. Моя была серая, а у них чёрного цвета. В общем, своим видом я выглядел, как заключённый, только маленький.

Прохожу, а сбоку стоят охранники заключённых в новеньких, светлых полушубках. Один охранник, довольный своим видом, решил подшутить надо мной, ведь я почти не отличался от заключённых, и, видно, был для него раздражителем. Охранник громко говорит, чтобы все слышали: «За ушами-то помыл? За ушами-то грязно!» Я уже имел какой-то характер, и не любил, когда надо мной подсмеивались, и отвечаю ему: «А сам-то помыл?» Все охранники, а их было человек десять, после его речи немного засмеялись, а после моей стали смеяться уже громко.

Охранник, теперь уже смеялись над ним, делает ко мне шаг, и угрожающе говорит: «Щас, я тебе дам!»