Пока играет скрипач (Бусырев) - страница 6

Сто лет бы мне эти дула не видеть. А идти всё равно надо. Тем более – не очень-то руки в брюки и постоишь. Комары, зараза, жрут – мочи нет никакой.

Двинули к маленькому сарайчику в углу поста. У самой ограды из колючки. Левее – вышка с часовым. Пост – трёхсменный круглосуточный. По моим хилым мозгам – так он главнее первого поста, что в штабе у знамени с полковой кассой. Сейчас круглые сутки солнце. Погода – чудо! Часовые с вышки не слезают. Им там кемарить удобнее. Перед глазами у них: либо небо, либо сопки и этот сарайчик. В сарайчике стволы запасные и ещё небольшой закуток. В закутке – стрелковое оружие. Автоматы и пистолеты.

Подходим. Павлюк чуть впереди меня. Два солдатика моих – сзади. На двери сарайчика замок амбарный и бирка с печатью. Володька, начальник артвооружения отдельного зенитного дивизиона, берёт бирку в руки с некоторым недоумением. Ни хера не понимая, вертит её в руках. Я и солдаты обступили его с боков и присматриваемся…

Печати нет. Оттиск на пластилине отсутствует.

Начиная с этого момента, служба наша разделилась на две части. До 23 июля 1971 года – и после. Ни черта этого мы тогда ещё не почуяли.

Часть первая До 23 июля 1971 г

1. Сроком на два года

Родители хотели меня отдать в Суворовское. Помню такое поползновение. Точнее сказать, изъявлял подобное желание отец. Скромно намекал мамаше. Она, когда была не очень довольна, по обыкновению, поджав губы, молчала. А я – орал. Я не желал, точно помню. Вид суворовцев, да ещё строем, в районе Невского и Садовой, меня раздражал хуже дворников на улице или сторожих в Таврическом саду.

Кончал восьмой класс – в стране нашей ввели одиннадцатилетку. Юношеская составляющая школьников бросилась врассыпную. Проболтавшись ещё один год в школе дневной, переметнулся в вечернюю. И с папанькиной подачи попал на работу к военным медикам. Они мне показали, как людей режут (и живых, и почивших). А также продемонстрировали, как в армии «прогибаются и лижут». И к тому, и к другому, видимо, мне ещё рано было прикасаться. В результате я очень надолго от краснознамённой романтики отвернулся.

И пришло время распределения. После института. Все люди – как люди, в коридоре толпились, переживали. Куда-то пошлют, как-то судьба сложится?

У нас в Ленинградском Горном в те годы – в начале семидесятых – добрая треть мужичков-выпускников на такой животрепещущий праздник могла не ходить. И не ходили. Я точно не ходил. На другой день или через день, не помню, зашёл в деканат и расписался в ведомости, что «согласен». И подпись.

Распределили нас в Министерство Обороны СССР. Об этом все, кого Родина позвала в первую очередь, знали заранее. А понадобились мы на два года. И погнали всех, окончивших военную кафедру, на учебные сборы. В город Выборг.