здорово скрипел, — к свисту ветра, к шуму океана… Но в конце концов задремал. Пробудился я
от мощных ударов в борт и усилившейся качки. Взглянул на часы. Половина третьего. До
начала моей вахты оставалось полтора часа. Иногда судно содрогалось всем корпусом,
слышалось, как бешено крутился оголенный винт, пароход валило то на правый борт, то на
левый. Я решил посмотреть, что делается на палубе. Попытался встать на коврик, но меня
бросило в противоположный угол каюты. Кое-как, придерживаясь то за стол, то за переборку,
мне удалось одеться.
Кормовую палубу тускло освещал электрический плафон. То, что я увидел, заставило меня
поежиться от неприятного нового чувства. Наверное, это было чувство страха. Я увидел, как
гигантская черная стена несется откуда-то сбоку из ревущей тьмы и с грохотом обрушивается
на судно. Палуба, похожая на переполненное корыто, долго держала воду, пока корма не
поднималась кверху и вода не стекала обратно.
На полуюте жила команда. Там была одна дверь, через нее люди могли выйти на палубу. Но как
они переберутся в среднюю надстройку, когда надо покрыть расстояние в двадцать пять метров
по беснующемуся океану?
Перебежав на подветренный борт, хватаясь за поручни, я кое-как добрался до мостика. В
закрытой рубке, заклинившись между телеграфом и батареей парового отопления, с неизменной
трубкой в зубах стоял капитан. Второй помощник двумя руками обнимал пиллерс, стараясь
удержаться в вертикальном положении. Матрос вцепился в штурвал. Дверь в рубку
захлопнулась со страшным грохотом. Я скользнул по палубе, и меня, как неумелого
конькобежца, поднесло к диванчику.
— Кажется, здорово дает? Норд-вест? — бодряческим голосом спросил я.
Вопрос можно было не задавать. Я сам прекрасно видел, что «дает» здорово и дует норд-вест.
— Угу, — буркнул капитан, сплевывая прямо на палубу рубки. Раньше он этого никогда не
делал.
— Барометр 730, — сказал второй помощник. Через переднее окно я пытался рассмотреть
океан.
Ничего нельзя было увидеть, кроме каких-то белых полос, с ревом надвигающихся на судно.
«Щорс» падал во тьму, волны с грохотом ударялись в надстройку, взмывая кверху пенными
фонтанами. Вода стекала по окнам, на минуту открывалась чернота, потом снова бил фонтан и
снова стекала вода…
По-настоящему страшное началось через двое суток. Стрелка барометра резко упала, к восьми
часам утра океан неистовствовал. Я попадал в штормы и раньше, но подобного не видал.