следили за нашей деятельностью. В общем, все высасывали из пальца. Но не удалось. А вот
почему они выбрали именно нас, не знаю, — с наслаждением затягиваясь французской
сигаретой, рассказывал Иван Иванович.
Почти то же, только в разных вариантах, гестаповцы пытались выбить и от других моряков.
Теперь мы были все вместе. Оставалось только терпеливо ждать обмена.
…Наши девушки пользуются большим успехом у французов. Вечером, когда остается часа
полтора до отбоя, военнопленные выходят на двор, становятся у проволоки, разделяющей наши
половины, и начинают молчаливый флирт. Улыбаются, суют под проволоку сигареты, печенье,
хлеб. Женщины одаривают поклонников благодарными улыбками, собирают все и делятся с
нами.
Сколько раз, когда тревога за близких сжимала сердце, падало настроение, я слышал тихий
голос:
— Ну, что пригорюнились? Закурите, легче станет, Вот вдобавок кусочек хлеба. Извините,
больше нет.
Это наши девушки, Клава Лещева, Таня Окулова, Нина Салтанова, пытались поддержать меня.
Да не только меня. Многих. Я им очень благодарен за это. Тогда сигарета ценилась у нас дороже
золота. И еще Миша собирал обильную жатву. Он прекрасно пел итальянские песенки, и
французы, как-то услышав Мишин голос, теперь частенько просили его спеть. Эти
импровизированные концерты у проволоки нравились даже охранникам. Поэтому, наблюдая за
тем, что происходило в лагере, они сквозь пальцы смотрели на такое нарушение режима. Кроме
того, они знали, что мы собираемся ехать домой, и не боялись, что кто-нибудь из нас захочет
бежать. Такое либеральное отношение позволило нам тайно переправить на французскую
сторону два штатских костюма. Вскоре двое французов успешно бежали с работы. Их не
поймали. Немцы спохватились, но было поздно. В наказание нам резко ухудшили питание и
ограничили место прогулок. Общение с французами стало крайне затруднительным. У
проволоки постоянно дежурил автоматчик и не позволял подходить к ней. Концерты
прекратились, подарки с французской стороны тоже.
.. Радиоприемник Арташа все еще существует. Иногда днем нам удается поймать Москву.
Рудаков забирается под одеяло вместе с приемником, слушает. Кто-нибудь из интернированных
громко поет в бараке, шумно убирает помещение, кто-нибудь отвлекает часового разговорами,
— не то разряды в приемнике могут быть услышаны. Сообщения с Родины самые