Я протягиваю ему сигарету обратно, но он не берет, улыбается и говорит:
— Вас это не касается. Такая такса между голландцами.
Томас Грюнштейн, так представился мне голландец, рассказывает о порядках в лагере:
— В семь часов подъем. В семь тридцать «аппель», в восемь завтрак, в двенадцать обед и в пять
ужин. В десять вечера отбой. Свет не зажигать.
Сейчас восемь. Скоро завтракать. Дежурные уже выстроились с алюминиевыми канами-
кувшинами у кухни. Она тут же на дворе. Маленькое желтое здание. Поднимаюсь в камеру. На
завтрак: кружка кофе-эрзац, десять граммов маргарина, кусок хлеба с выдавленным на нем
клеймом: «Только для военнопленных». Черт знает из чего он сделан. Не то из отрубей, не то из
опилок. Но до чего же он вкусный! Я съедаю все сразу. Не могу удержаться.
— Ты что, с ума сошел? Ведь это на весь день дали. А ты все сразу завалил. Так нельзя… —
укоризненно говорит мне Коля Никитин. Он сидит со мною за одним столом. — Я вот на вечер
оставил, — кивает он на аккуратно разрезанную половину пайки хлеба и крохотный кусочек
маргарина. А ведь ему хочется есть так же, как и мне. Волевой человек.
После завтрака в камеру снова приходит Вейфель.
— Одиннадцатая камера, — приказывает унтер (все переговоры с ним мы ведем через нашего
парня, немного владеющего немецким языком), — быстро пойдем в комендатуру. Получите
номера.
Мы спускаемся вниз. У комендатуры уже стоит толпа моряков, ожидающих своей очереди, но
Вейфель заводит нас внутрь, садится к столу и начинает заполнять на нас карточки. Анкетные
данные. Где родился, где учился, чем занимались родители, имели ли недвижимую
собственность и т. п. Потом на этой карточке он ставит жирный номер и протягивает
интернированному алюминиевую прямоугольную пластину, просеченную насквозь крупным
пунктиром. Это для того, чтобы она легко разламывалась на две половины. На пластине тот же
номер, что и на карточке.
— Получай, — говорит Вейфель, и глаза его насмешливо поблескивают, — будешь носить
всегда на шее. Снимать запрещается. Понятно?
— Зачем это? — спрашивает кто-то из моряков.
— Лучше тебе об этом не знать, — смеется унтер. — Если помрешь, мы разломим эту бляшку
надвое и положим одну половинку тебе в зубы, а вторую пришьем к делу. Теперь понятно?
Да уж куда понятнее! Комментарии, как говорится, не требуются! Я получаю пластинку с
номером 99, продеваю в нее шнурок и вешаю на шею. Ну вот мы и стали настоящими
заключенными. Не хватает только одежды. Она не заставляет себя ждать. Нас ведут туда, где мы