порядки, Я принял теплые ручки небольшого штурвальчика. Судно покачивало, и я никак не мог
удержать его на курсе. Рыскал градусов по десять то вправо, то влево. Волновался и от этого все
чаще гонял руль с борта на борт. Николай Николаевич нес штурманскую вахту. Он несколько раз
заглядывал ко мне в компас, качал головой. Потом взглянул на мое лицо, подошел.
— Дай-ка сюда, — проговорил он, легонько отталкивая меня от штурвала, — и смотри.
Не прошло и нескольких секунд, как штурман успокоил судно. Оно устойчиво легло на
заданный курс.
— Обернись, — сказал Николай Николаевич. — Ровная струя за кормой?
— Ровная.
— Становись к штурвалу. И запомни одно золотое правило. Чем меньше ты будешь гонять руль,
тем лучше. Чуть-чуть. Полградуса вправо, полградуса влево. И достаточно.
Я встал к рулю. Стал меньше крутить штурвал. Судно пошло ровнее.
— Вот видишь, я был прав, — довольно сказал штурман. — Учись, пока я жив.
К концу вахты я уже довольно сносно управлял «Таймыром». Правило действительно было
«золотое». Не гоняй руль, и все будет хорошо.
Утром ветер притих. Море начало успокаиваться. От воды поднимался низкий туман. Когда я
сменился, пробили склянки — четыре утра. Такая рань, а солнце шпарит вовсю. На мою долю
пришлась «собачья» вахта — с двенадцати до четырех. Я позавтракал, улегся в койку с чувством
выполненного долга. Отстоял первую матросскую вахту.
Проснулся я от того, что начал ерзать в койке. Судно качало. Меня прижимало то к борту, то к
деревянной доске ограждения. По палубе кубрика катался все тот же медный чайник со смятым
носиком. Он катался и гремел. На нижней койке, заклинившись подушками, похрапывал Герка.
Качка на него не действовала.
«Погода изменилась, — подумал я. — Штормит, наверное. Надо вылезти на палубу».
С трудом сохраняя равновесие, я оделся и поднялся наверх. От утреннего спокойствия не
осталось и слада. Небо и море стали серыми, волны потеряли свой мирный вид. Они катились
одна за одной, большие, с белой пеной на верхушках. По передней палубе гуляла вода. Трудно
было стоять.
— В горло моря вошли, — сказал пожилой матрос, убиравший с палубы концы. — Паршивое
место. Здесь всегда дует как в трубу.
…Две недели «Таймыр» ходил по побережью Белого моря, а потом перебрался в Баренцево. Мы
ставили новые навигационные знаки, ремонтировали старые, снабжали маяки дровами и
продовольствием. Тяжелая это была работа! Ледокол становился на якорь в открытом море,
против маяка. Спускали карбас, грузили и гребли к берегу. Обычно, не дойдя до него несколько