образовались ледяные корочки. В каюте было холодно. Я посидел так несколько минут, ни о чем
не думая. Неожиданно погас свет. Наверное, остановили динамо. Я как был в одежде залез на
койку, ощупью нашел висевший на крючке, источавший кисловато-противный запах полушубок
и, натянув его на голову, заснул.
Разбудил меня веселый голос:
— Вставайте, третий, сейчас отходим. Капитан просил на мостик.
Я открыл глаза и увидел плотного, коренастого, по-видимому очень сильного человека. Он
улыбался.
— Вставайте, вставайте. В море выспитесь.
Я вскочил с койки, сунул руки под кран умывальника. Воды не было.
— Вечно этот Задорин забывает воду наливать. Один момент. Я сейчас принесу, — сказал
парень, схватил кувшин и исчез. Он говорил северодвинским говорком, и я сразу признал в нем
архангелогородца. Скоро парень вернулся, налил воды в умывальник.
— Вы кем здесь работаете? — спросил я.
— Боцманом.
— Архангелец?
— Ага. Сергей Козьмин. А вас как зовут?
Я назвался.
— Ладно. Будем знать.
Боцман ушел, а я оделся потеплее и пошел на мостик. Козьмин мне понравился. Молодой,
архангелец, веселый — значит, наверное, хороший боцман. К своей большой радости, первым,
кого я встретил на палубе, был мой соученик по Мореходке, Георгий Шадцкий. Мы кончали с
ним на штурмана дальнего. Он очень удивился, увидев меня.
— Ты как сюда попал?
— Третьим.
— Ах, верно! Михаил Иванович говорил, что пришла замена Гиршеву, но фамилии твоей не
назвал.
— А ты кем здесь? — поинтересовался я.
— Старпомом.
Значит, теперь он мой непосредственный начальник. На «ты» называть нельзя, и я сказал:
— Это хорошо, Георгий Степанович. Поплаваем вместе. Вы меня в курс дела введете.
— Субординация только на людях. С глазу на глаз можешь называть меня на «ты» и по имени.
Шадцкий, маленький, кругленький, с карими, немного выпученными глазами, излучал
добродушие. Он был старше меня, и в Мореходку пришел, имея солидный стаж второго
помощника. Родился он где-то в Керчи или Анапе и начал свое плавание в детском возрасте, на
парусных «дубках». Поэтому морское дело Георгий Степанович знал отлично.
— Ладно, потом поговорим. Иди на мостик. Сейчас отходить будем.
Погода еще ухудшилась. С неба падали мокрые хлопья снега, превращаясь на палубе в
грязноватую жидкую кашицу. Все кругом было неприветливым, серым, холодным. Ветер то
усиливался, то ослабевал. По мостику прохаживался Михаил Иванович в короткой брезентовой
канадочке с меховым воротником. Заметив мое появление, он спросил: