Дир собрал совещание военачальников.
- Высказывайте свои мнения.
Раздались голоса:
- Отдать богатство? А зачем тогда кровь проливали?
- Гол-сокол вернёмся в Киев! Засмеют…
Но тотчас их заглушили другие:
- Шкуру надо свою спасать, а не о тряпках думать!
- Всё равно уличи увезти добычу не дадут!
- На реке потопят!
- Мириться надо, пока не поздно!
Дир принял решение: оставить награбленное и уйти за Днестр с остатками войска. Богута хлопнул его по плечу, проговорил удовлетворённо:
- Ничего, князь, живы будем, богатство в другом месте возьмём!
Поскидывали с телег всю добычу и пустыми переправились на левый берег реки. Уличи стояли в стороне и движению войск не мешали.
XXII
Понеся большие потери, потрёпанное войско Дира возвращалось в Киев. На его пути стояли жители, молча смотрели на оборванных, израненных воинов, женщины утирали слезы. Кто-то сказал громко:
- Пошли по шерсть, а вернулись стрижеными.
Шутку никто не поддержал, она была слишком горькой.
Аскольд встречал Дира во дворце. Князь вошёл в прихожую, кинул на скамейку оружие, сбросил панцирь, натянуто улыбнулся, произнёс намеренно бодрым голосом:
- Вот и воюй с таким противником. Бежал до самого моря, так и не приняв сражения!
- Тогда как же ты умудрился потерять треть своего воинства? - сурово спросил Аскольд.
Дир удивлённо посмотрел на него. Названый брат никогда не говорил с ним таким тоном. Ответил:
- Трудности похода… Да мало ли что!
- Боюсь, как бы боком не обошлись твои замашки нам обоим.
- Глупости! Со мной шли только добровольцы. Кого я неволил? Посулил хорошую плату. Обещание выполню. Забыл войну с древлянами? Там мы потерпели поражение, и никто даже не упрекнул меня!
- Тогда весь Киев был возмущён убийством сына боярина и жаждал мести. А теперь войны никто не хотел, кроме тебя!
- Полно! Лучше распорядись, чтобы затопили баню, хочу с дороги попариться!
- Баня готова, - ответил Аскольд и, уходя, вдруг спросил: - Ну что, всё ещё не навоевался?
Дир сел, устало махнул рукой, ответил тихо:
- Кажется, хватит. Сыт военными походами по горло. Пойду-ка я к Чаруше под бочок, может, приветит бедного бродягу…
Аскольд вышел на улицу, чтобы немного успокоиться. Последнее время его угнетали предчувствия чего-то недоброго. Он каждый день ходил в храм Святого Николая, подолгу молился, но подавленное настроение не проходило.
Он тихо брёл по улице, как вдруг столкнулся с женщиной. Поднял взгляд: Есеня! Глаза её были в слезах, сквозь них она, видно, не сразу его признала.
- Ах, Аскольд, - сказал она, - как жаль погибших воинов. Сколько лишений они испытали! Я не могла смотреть на них без сострадания…