Полоцкий князь уже знал про несчастливую участь своего союзника Ростислава Владимирича. И это знание поневоле наполняло душу лёгким холодком — не страхом, нет! За жизнь свою Всеслав не боялся — на всё воля Велеса, коли что. Страшно было оставить своё дело не то что незавершённым — по совести-то сказать, даже и не начатым!
Ибо нельзя называть началом прошлогодний его приступ к Плескову, невеликую победу пестуна Бреня на Шелони и отступление, больше похожее на бегство.
А главного союзника, друга и брата, на которого Всеслав сильно рассчитывал — нет.
Ростислав Владимирич (Эх, Ростиславе, Ростиславе… витязь отважный…) умер от отравы.
Невольно сами собой сжались кулаки, как вспомнилось.
Не в бою!
Не от старости средь многочисленных сыновей!
От яда! От змеиной подлости!
И противовеса, который целый год сдерживал Ярославичей с юга, не стало. Теперь они непременно возьмутся за кривскую землю.
Теперь нам будет во сто крат труднее, — размышлял Всеслав, грызя тонкую щепочку, которой до того ковырял в зубах. Теперь назолы с юга у Ярославичей не будет, теперь они перестанут подозревать друг друга в различных кознях и дружно сплотятся против него, Всеслава и кривской земли…
И потому… ударить надо первым!
Жаль того грека-отравителя свои же побили камнями, — отдавало иной раз горечью, и полоцкий князь снова сжимал щепочку зубами. — Сам бы с ним неведомо что сотворил… чей же там след? Неуж киевский альбо черниговский?
Несмеян прискакал в Полоцк две седмицы тому, но князя в городе не нашёл — Всеслав собирал всеобычное полюдье, мотаясь по погостам кривской земли. Но дело было немешкотное, и гридень ударил вскачь про кривским крепям — Несмеян отлично знал лесные тропы, которыми полоцкий князь ходит на полюдья — зря ли каждый год ездил со Всеславом по погостам?
Гонец нагнал Всеславль обоз, разбухший от дани, в Логойске, невдалеке от Менска, ввечеру. И сразу же начал препираться с дружинными Всеславлими кметями — они не хотели впускать незнакомого в терем — как на грех, стража сегодня была из новиков, даже самого Бреня знавших в лицо смутно, чего уж про Несмеяна, который и гриднем-то стал только летом, в плесковском походе.
Всеслав сначала с любопытством прислушивался к тому, что там происходит на крыльце — окно было приоткрыто. Спорщики всё повышали голоса, князь начал уже различать отдельные слова, выделил имя Ростислава, встревоженно приподнялся, но тут у крыльца возник новый голос:
— Несмеян?! — в голосе Витко послышалось изумление, и князь тут же вскочил на ноги, тоже узнав голос. Да и как было не узнать голос свого гридня (можно сказать, почти что друга!). — Ты это откуда тут?!