— Откуда-откуда, — передразнил знакомый голос. — Оттуда! К князю мне надо! И быстрее — дело важное. А эти олухи не пускают!
Витко поражённо молчал и неведомо, сколько смолчал бы ещё, но тут уж сам Всеслав Брячиславич не стерпел и высунулся в волоковое оконце:
— А ну расступись!
Так Всеслав узнал про то, что дружина тьмутороканского князя мало не вся идёт к нему на службу.
К нему, язычнику!
Почти вся дружина.
Опричь новгородского полка братьев Остромиричей, Вышаты и Порея.
Губы Всеслава вновь тронула усмешка — смеялся полоцкий князь не над Ростиславом, и уж тем более не над Ростиславлей дружиной — над собой, наивным. Так они и пошли к тебе на службу, Вышата-то с Пореем — потомки Добрыни-крестителя… Особо после того, что содеялось в Диком Поле с его посольством.
Всеслав Брячиславич покосился на стоящих рядом гридней, на дружину в два ряда у менских ворот.
Смолчал, видя, как на губах у Несмеяна — ближника, можно сказать, что и друга (если они у князей бывают, друзья-то!) тоже возник лёгкий намёк на улыбку. Не ухмылка, нет, не улыбка даже, не в посмех и не в поношение. Понимающий дружеский намёк на улыбку.
Несмеяну было можно то, что иному другому гридню Всеслав бы не стерпел ни за что.
Ростиславичи приближались.
— Примет нас князь Всеслав, как мыслишь? — напряжённо спросил Заруба, вглядываясь в кучку стоящих у городских ворот всадников.
— Примет, — буркнул невесело Славята. А и не с чего было веселиться. — Ему сейчас лишние мечи нужны. И скоро ещё больше нужны будут.
Разговор был пустой. Оба друга сами отправляли гонца к Всеславу, оба говорили с Корнилой после того как он воротился из Логойска.
Оба знали — Всеслав примет.
— Я не про то, — возразил Заруба. И смолк, дёрнув щекой, затеребил ус.
— А про что? — не понял старшой.
Заруба несколько времени помолчал, словно думая — говорить альбо нет.
— Всеслав старым богам поклоняется, ты сам говорил в прошлом году, — сказал он, наконец, глядя в сторону. — А мы — христиане…
— Христиане, — странно усмехнулся дружинный старшой. — Ты вот, Зарубе, перед каждым боем кровь на щит точишь, я видел. И меч целуешь после боя… Нет?
— И… что? — напряжённо сказал Заруба, по-прежнему не подымая глаз.
— Так это же жертва Перуну, — хмыкнул Славята насмешливо.
— Я - христианин! — вскинул голову Заруба. — Я в церковь хожу!
— И в Полоцке будешь ходить, — успокоил Славята. — Там собор Святой Софии до сих пор стоит. И протопоп при нём службы правит… вот только неведомо сколько там христиан есть, в Полоцке-то…
— Вот-вот!
Славята поворотился к другу, глянул ему в глаза. И глядел до тех пор, пока Заруба не опустил глаз.