— О каком? Говори, я пока ещё полна боевого пыла. А точнее злости на всех мафиози.
— Тосенька, очень тебя прошу: посылай по вечерам моей бабуле успокоительные эсэмэски. Будто от меня. То есть, в том случае, если я не позвоню тебе и не дам отбой. И не забудь, что я зову её «ба»! Сделаешь?
— Сделаю, — пообещала верная подружка, — только ты уж лучше звони. И мне и ей.
— Постараюсь. А ты будь такой же молодчагой и держи всё под контролем. Нолику привет.
Едва дождавшись окончания разговора, Михаил сграбастал меня на руки и понёс в спальню: — Всё, зайка. Эти переговоры доконали тебя окончательно. Будем укладываться…
В эту ночь я отдала Михаилу всю скопившуюся во мне любовь, поскольку была уверена, что это последняя наша ночь, да и, вообще, у меня было ощущение, что это последний в моей жизни мужчина. Думаю, и он предчувствовал разлуку и оттого объятия наши были полны такой страсти, что мы оба полыхали жарко и исступлённо, как языческий костёр, пожирающий тело и освобождающий душу…
Пахло наступающим летом и ромашками. Нет, не от цветущей лужайки — от гладко выбритых щёк Михаила.
— У тебя ромашковый крем… — улыбнулась я, не открывая глаз, и погладила его щёку.
Он поцеловал мою ладонь и согрел тёплым дыханием ухо:
— Вероника… Мне пора на службу.
— Ну, так иди, — милостиво позволила я, подставляясь под прощальный поцелуй, — а я ещё немного посплю. Мне нужно восстановить свои силы. Я должна быть сильной…
— Не хочу никуда идти, а, если честно, — не могу от тебя оторваться… — пожаловался Михаил и стал целовать моё лицо: — Вероника… Ты такое чудо… Эта ночь была безумно прекрасной… Никогда ничего подобного со мной не было… Я пил счастье взахлёб…
Я ответила на его поцелуй и открыла глаза:
— Это потому, что ты ненасытный алкаш… — он тихо засмеялся и спустил с меня покрывало, обнажая грудь. Я выгнулась под его ладонями и, ослабев, призналась: — Мишутка… Ты очень вкусно целуешься…
— Да? — он обласкал меня довольным взглядом, — тогда я готов накормить тебя первым завтраком… — и приступил к исполнению обещанного.
Собрав всю волю в кулак, я упёрлась ладонями в его плечи:
— Мишка! Не сходи с ума! Тебе пора топать на работу!
— Ты меня гонишь?! — разочаровался Михаил и попытался сорвать поцелуй на посошок. Это ему удалось и он решил закрепить результат.
— Миша!!!
— Всё, всё! Ухожу. Но я приду обедать. А то твой супчик пропадёт.
В дверях он обернулся:
— Пожалуйста… Не исчезай!
Вместо ответа я неуверенно улыбнулась и он померк. А я закрыла глаза, демонстрируя своё намерение спать.
Какой уж тут сон! Моё сердце бухало как колокол! Выплеснув на Михаила всю свою невостребованную любовь, я освободила его для ненависти, но ненависть не спешила заполнить чёрную дыру и я была опустошена.