Бригадир несколько раз оборачивался и тревожно взглядывал на меня, но я быстро отводила глаза лишь бы не видеть лица бандита. Бесконечно дорогого лица некогда любимого мною мужчины. Лучше бы он оставался в маске!
Мне хотелось выть и кричать, вцепиться в его плечи и искусать в кровь много раз целованные мною сладкие губы, а затем вытрясти из него внятный и правдивый ответ: почему?! Почему он тут с бандитами? Почему везёт меня к мафиози? Почему не обнимает и не целует свою принцессу после стольких лет разлуки? Что он скрывает? И что я скажу нашему сыну, когда он спросит меня об отце?!
Я уставилась в коротко стриженный затылок Бригадира и тот, видимо, почувствовав мой горячечный взгляд, забеспокоился, завертел головой и пригладил волосы…
Любимый, что я тебе сделала? Почему ты нанёс мне такой оглушающий удар? Прямо в сердце… Я откинулась на спинку кресла и застонала — и Док снова полез за нашатырём. Но я пришла в чувство заранее и, накрыв его руку своей, тихо, но внятно произнесла:
— Нет. Не надо больше вонять этой гадостью на весь салон. Мне уже лучше. Только холодно. Мы скоро приедем?
— Не знаю, — завертелся доктор и обратился к Бригадиру: — Куда мы едем, шеф?
— В сторожку, — не оборачиваясь ответил тот. — Такую её вести к Самбэку нельзя. Она не готова к встрече. Да и поздно уже.
Док кивнул и обратился ко мне:
— Ехать ещё с полчаса. Может быть, вы позволите мне обнять вас? Тогда вам будет не так холодно…
Я позволила. А почему бы нет? Ну не мёрзнуть же, как савраске, в самом-то деле? Тем более, что ко мне обращаются на вы. Как бы мне не было плохо, но, прильнув к почтительно замершему Доку, я мысленно хмыкнула: до чего ж ты докатилась, Татушка! Сидишь в обнимку с бандитом и хоть бы хны!
А пусть! Пусть Бригадир понервничает! Вон как весь извертелся…
Похоже, услужливому Доку удалось-таки меня отогреть, потому что к моменту прибытия на место шок прошёл и, хотя мне всё ещё было паршиво, я могла уже воспринимать происходящее и адекватно реагировать на него.
Мужики вышли из машины, а я, осторожно высунувшись из салона, огляделась: впереди возвышался глухой забор с запертыми воротами, а позади никого — сопровождавший нас джип укатил другой дорогой, Бог знает, куда и зачем.
«Сторожка» оказалась довольно приличным домом на окраине неопознанного мной посёлка и поначалу я удивилась её уничижительному названию — но всё стало понятным, едва я увидела предназначенное мне помещение.
По сути оно было камерой заключения со всем присущим тюрьме антуражем: нарами с тонким матрацем и суконным одеялом, небольшим грубо сколоченным столом возле лежбища, умывальником и унитазом за полиэтиленовой занавеской. И решёткой на окне.