И быстро затараторил на немецком, то и дело по-собачьи заглядывая в глаза старику.
«Ну точно доберман», – внутренне улыбнулся Пранфилов. А вслух произнес:
– Боюсь, любые условия, которые мог бы мне предложить столь уважаемый коммерсант, для меня неприемлемы. Сожалею, господин…
– Штольц, – буркнул переводчик.
– К сожалению, господин Штольц, я должен просить вас перевести мой отказ господину Зольдену, вместе с заверениями в моем глубоком уважении…
– Вы не хотите даже выслушать условия?
– Вы правы, не хочу.
Штольц снова повернулся к нахмурившемуся старику и разразился настоящей речью. Саша и не подозревала, что одно предложение можно переводить так долго. А в чем она была почти уверена, так это в том, что «божий одуванчик» если не говорит по-русски, то понимает почти каждое слово. Проникновенный матерный диалог остановившихся у изгороди подростков вызвал на лице старика чуть ли не одобрительную улыбку.
Пока Саша пыталась понять, что же это значит и значит ли вообще, господин Зольден тяжело поднялся и, коротко поклонившись, шаркающей походкой двинулся к выходу.
– Я надеюсь, что вы передумаете, – очень серьезно сказал переводчик, проходя мимо Панфилова, – Вы даже представить не можете от чего отказываетесь. Вот вам номер моего мобильного. На всякий случай.
Между скучавшими без дела кофейными чашками опустился желтоватый листок визитки.
– До свидания, господин Панфилов.
Штольц двинулся следом за своим патроном, и вскоре две высокие фигуры скрыли заросли еще не распустившихся «золотых шаров».
– Странные какие, – пробормотала Саша, передергиваясь от непонятного озноба. Словно рядом пронеслась лишенная твердой руки обезумевшая лошадь. Она с детства боялась лошадей…
– Странные, – согласился Панфилов, – Но сейчас меня волнует не это.
Не проронив больше ни единого слова, он направился к крыльцу, возле которого, метя некупированным хвостом красноватую пыль, извивалась в ожидании хозяйской ласки лохматая кавказская овчарка. Задумчивая Саша пригубила наконец кофе и, вертя в тонких ухоженных пальцах прямоугольник визитки, отдалась созерцанию выбеленного подступающей жарой неба.
– Ты уже неделю меня пытаешь. – Развалившийся на песке Николай, рассеянно посмотрел на меня сквозь прищуренные веки. – Про что еще вам рассказать, госпожа следователь?
– Про Зацепина, – не колеблясь, попросила я. – То, что вы с Панфиловым – одноклассники, я и сама догадалась. А вот про вашего Виктора Игоревича хотелось бы послушать. Занятный он человек. Как будто не из этого мира.
– Точно. – Борода Николая уставилась в безоблачное небо. – Я не зря же сказал, что он наш уездный предводитель команчей. Все так и есть. Витек-то не хухры-мухры – председатель нашего местного дворянского общества. Задвинут на этом по полной программе. Вообще-то это его усадьба. Прадед его здесь барином был. Только разорился перед самой революцией. И уже дед Зацепина в Ухабове простым бухгалтером работал. А в Великую Отечественную партизанил. Как раз в этих лесах. Так они и познакомились.