– Все? – повторил его вопрос Иловский, глядя сверху вниз на умолкшего Панфилова и делая телохранителям знак оставаться на местах. – Надеюсь, ты понимаешь, что теперь это становится не бизнесом, а личным делом. Моим личным делом. И если даже завтра отменят все указы об игровых зонах, я все равно заставлю тебя отдать мне все, что у тебя есть? Вижу, что понимаешь. И боишься. Правильно, кстати, делаешь. Нет-нет, я не угрожаю! Твоя семья может спать спокойно. Пальцем их не трону, слово даю. И тебя не трону, хотя, не скрою, очень хочется. И все-таки ты мне все принесешь сам. На блюдечке с голубой каемочкой. Причем очень скоро.
– Все? – казалось, у Панфилова не осталось больше слов. Только это, вмещавшее в себя действительно все: презренье, страх, ненависть, упрямство, и даже несбыточную надежду на то, что ВСЕ будет хорошо.
– Теперь все, – милостиво кивнул Иловский и, не проронив больше ни слова, быстро бежал по ступенькам к раскрытому настежь джипу.
Орава телохранителей подобно беззвучным призракам втянулась в заурчавшие оборотами машины и вскоре только клубы пыли напоминали о короткой, но очень важной «стрелке».
– Что ты теперь будешь делать? – Хмурый Зацепин сверкнул стеклами очков, переводя взгляд с затухающего светила на впавшего в глубокую задумчивость Алексея.
– Ничего. Ты же слышал, что он сказал? Ни меня, ни моих родных пальцем не тронет. А это самое главное. Как он собирается добиться того, чтобы я отдал ему задаром потом и кровью давшееся мне дело, понятия не имею. А ты?
– Ума не приложу, что он имел в виду.
– Ладно, поживем – увидим. – Панфилов окинул тоскливым взглядом свой «лагерь» и повторил: – Самое главное, что он никого пальцем не тронет.
– И вы ему верите?! – возмущенно переспросила я, как только мой наниматель закончил свой невеселый рассказ.
– Верю, – серьезно произнес Панфилов. – И все-таки в эти короткие пятнадцать минут нашего разговора я радовался, что Пашки тут не было. Надеюсь, вы хорошо провели время?
– Отлично, – подтвердила я, отбрасывая со лба своенравный локон. И, наблюдая краем глаза, как отправленный на кухню Пашка помогает Степаниде Егоровне раскладывать на тарелки куски огромного капустного пирога, как бы невзначай поинтересовалась. – Значит, я могу теперь быть свободна?
– Почему? – Панфилов даже слегка опешил.
– Потому что вы уверены в том, что Иловский сдержит слово и не причинит вашему сыну никакого вреда. Значит, в моих услугах вы больше не нуждаетесь.
– Не знаю. Наверное… – растерялся бизнесмен, но, подумав, добавил: – И все-таки я прошу вас остаться на ночь. Утро вечера мудренее. А завтра на свежую голову обсудим все еще раз. Договорились?