Действительно. В лице Петра Петровича Иловского, с достоинством поднимавшегося по лестнице навстречу Панфилову, не было ни намека на это самое «хорошее». Опущенные уголки узкого рта, взгляд, даже в такую жару обдававший могильным холодом, и нетерпеливо трепещущие ноздри короткого приплюснутого носа сразу же оповестили Алексея о том, что дела его плохи.
– Добрый вечер, господин Иловский. – Ледяная вежливость Панфилова дорого ему обошлась, но чтобы догадаться об этом, нужно было иметь на руках диплом телепата. – Очень рад, что вы, несмотря на свою занятость, решили почтить своим присутствием наше скромное мероприятие.
– Гость в дом – Бог в дом, уважаемый Алексей Михайлович, – кивнул игорный воротила, гладя прямо в глаза подобравшемуся Панфилову, хоть и стоял на ступеньку ниже.
«Может, за другими гостями Бог и ходит, а за тобой наверняка сам Сатана, – мрачно подумал Алексей. – Неужели ты явился ко мне с такой помпой, чтобы всего-навсего принять мою капитуляцию? Господи, хорошо, что Пашки и Сашки сейчас здесь нет, иначе…» Он не успел додумать что «иначе», как Иловский заявил:
– Только я в твой дом, Панфилов, не войду. И танцевать с тобой не буду, ты уж извини. Хочешь спросить, а чего это он приперся?
– Хочу спросить, отчего такая честь? – холодно осведомился Панфилов, затылком чувствуя взгляды особо любопытных гостей, облепивших высокие окна. – Я ведь уже сказал, что согласен на ваше предложение. Мы могли бы обсудить детали в более подходящей обстановке.
– А я думаю, что эта обстановка и есть самая подходящая. – Иловский поднялся еще на одну ступеньку, вынуждая Алексея отступить. – Если ты помнишь, свой отказ ты имел наглость швырнуть мне в лицо в присутствии полусотни человек. Причем не последних в нашем городе. Ты унизил меня, Панфилов. И я хочу ответить тебе тем же. Ты, кажется, согласился на мои условия? Я их меняю. Свою землю ты отдашь мне даром. И подпишешь все бумаги с улыбкой на лице в присутствии прессы и заинтересованной общественности. Ну, и водокачку свою тоже на меня перепишешь. Вот такие теперь мои условия.
– Все? – Панфилов вдруг отчетливо понял, что этому человеку он не отдаст даже вставной челюсти любимой тещи. – А теперь послушай меня. Пошел ты…
Алексей долго и со вкусом перечислял направления по которым Иловскому следовало идти вместе с его шулерским бизнесом. От старательно прививаемого Зацепиным светского лоска не осталось и следа. Мужик говорил с мужиком. И неважно, что на обоих красовались элегантные костюмы и ботинки «Саламандра». Слова шли откуда-то из глубины, и Алексей мысленно поражался богатству своего словарного запаса, скопленного за тридцать восемь лет, как оказалось, совсем не тихой жизни.