Экстрасенс, дыша перегаром, равнодушно скользнул по нам пальцами и кивнул: топайте, мол, отсюда. Пластина, вшитая в мою куртку, и та его не заинтересовала.
Колени устали сгибаться, когда мы добрались до верхнего вестибюля. Там толпились инородцы, извлеченные из метро, и не видно было обычно многочисленных муниципальщиков. Мы протиснулись к автобусному коридору, и на миг мне показалось, что все обошлось, но я ошибался. Стоило войти между двумя рядами мешков с песком, как стало ясно: ничего хорошего ждать не приходиться. В коридоре всегда не продохнуть, и люди, вжатые в спины друг друга, медленно дрейфуют к противоположному его концу, куда подкатывают автобусы с закрашенными окнами; а сейчас здесь стояло несколько растерянных стариков, да сидела на чемодане заплаканная женщина, у ног которой копошился ребенок. Люди привыкли, что метро охраняется как зеница ока, и чувствовали себя в относительной безопасности, но… ох, не понравилось мне все это!
— Пойдем пешком, — сказал я. Свинья не съест.
— Если Бог не выдаст, — ответила На-та.
Мы вышли на пустынную улицу. Ненормально пустынную после битком набитого вестибюля. Сначала пошли обычным шагом: я намеренно сдерживал себя, не желая показать, что трушу — и не трусил я вовсе! — и пытался рассказывать что-то смешное про Орлосла. Но потом, когда позади, там, откуда мы шли, раздались слаженные автоматные очереди, мы, того не заметив даже, вдруг побежали. Бродячие собаки шарахались от нас, и мы сами бросались в тень подъездов, когда по улице проезжали редкие автомашины.
Мы прошли-пробежали полдороги, когда я сообразил, что прямо по курсу дом Вовадия, и это, как скоро выяснилось, оказалось весьма кстати. Впереди засветились фары, и мы прижались к стене; но грузовик не проехал мимо, а остановился неподалеку. К счастью, рядом был подъезд, открытый и — совсем уж невероятно — проходной. Мы проскочили в квадратный двор-колодец, перебежали к воротам и очутились на параллельной ушице.
Показалось, что кто-то преследует нас, я слышал голоса. Мы помчались по улице, свернули в переулок, чуть было не попали в тупик, но судьба нас хранила, потому что в последний миг обнаружился проход вдоль стены. Мы бежали, и сердце выпрыгивало из груди. Голоса или гнались за нами, или звучали только в нас — не знаю. Или только во мне.
— Ты не устала? — спросил я, глотая вязкий воздух. Будто я мог что-нибудь изменить в этом беге.
— Нет, я ведь лечу, — сказала На-та.
Стена неожиданно закончилась, по инерции мы выбежали на открытое место. Налево за деревьями желтел уличный свет, направо нечетко проступали из темноты гаражи. Я бросился направо и провалился куда-то, упал, наткнувшись бедром на что-то острое.