Первая площадка (полигонные зарисовки) (Гаврилин) - страница 27

Этот поход я запомнил на всю жизнь, до сих пор поражаюсь, как нам удалось преодолеть расстояние не менее семи километров по заснеженной дороге и сильном встречном ветре. Уже нет не просто сил, нет мочи передвигать ногами снег, смотришь вперед, а долгожданные огни все дальше и дальше. Вот это ощущение удаляющихся огней, после того как ты потратил для приближения к ним массу сил и энергии, оставило у меня самое сильное воспоминание. Держась друг за друга, мы все же доползли до здания радиорелейки, ввалились туда полуживые и попросили соединить с дежурным по части. Обрисовав дежурному ситуацию, я приказал срочно выслать две машины на трассу и нас захватить по пути на радиорелейке.

Оконечная РРС на позиции РТН

Пока ждали машин, нас ребята напоили чаем, и мы поняли, что жизнь налаживается. Буквально через несколько минут подошли машины, и мы поехали выручать нашего водителя и машину. Доехали довольно быстро. Все же даже плохо ехать в кузове грузовика лучше, чем идти по такой дороге. Водитель оказался молодцом, в машину не полез, бегал вокруг, поэтому не получил ни малейшего обморожения. Опытный командир автовзвода Семенов моментально организовал процесс эвакуации нашей машины, и уже минут через двадцать мы подъезжали к городку. У городка мы с Виктором вышли.

Надо было проверить, как идет процесс, который мы запустили перед отъездом. Поскольку мы предполагали, что он достаточно медленный, то, может быть, уже необходимо подменить друга. Да, я забыл сказать, что мы хоть и жили в гостинице, у Виктора уже была комната в одном из офицерских домиков, поскольку он недавно женился, правда, супругу еще на площадку не привез (ждал допуска на нее). Так вот, приходим мы к нему в комнату – и …о, ужас! Наш доверенный самогонщик – никакой, пьяный как сапожник. Бытует такое выражение. Говорит плохо, язык заплетается. Не можем понять, в чем дело. Пытаемся расспросить, что-то бормочет несвязное, с трудом начинаем понимать, что перед нами жертва недостатков школьного образования. Если перевести его рассказ, как говорят, с русского на русский, то он будет звучать так.

Сделал этот бедолага все так, как ему говорили: залил в чайник брагу, поставил на плиту, открыл холодную воду и стал ждать, когда начнет капать кондиционный продукт. И он начал капать, но недоучившийся в школе великовозрастный недоросль не знал, что легкие фракции (коими является спирт) испаряются при более низкой температуре, чем вода, которая это делает при кипении. А посему ему необходимо было, как только начиналось истечение спирта из змеевика на время выключать плитку, чего он не делал, и смесь начинала кипеть. Из змеевика начинала обильно течь бурая жидкость. Николай снимал чайник и, понимая, что порция была испорчена, ее уничтожал методом выпивания. Так продолжалось весь день. «Я, – говорит, – очень внимательно слежу, как капает самогон, вроде бы вижу, что он прозрачный, а потом раз – и делается бурым. Опять брак. Я с расстройства его выпиваю и начинаю процесс заново. И вообще, я устал, продолжайте без меня», – сказал он и шатающейся походкой направился отсыпаться в гостиницу. Обескураженные, голодные, продрогшие до костей и ужасно расстроенные, мы решили покончить с этой затеей. Вылили брагу в помойку, вернули хозяевам «оборудование» и больше подобными экспериментами никогда не занимались. Правда, еще много времени все женщины гарнизона над нами подтрунивали. «Вон, – говорят, – доморощенные самогонщики идут, как Вицын, Никулин и Моргунов». Приходилось терпеть, а что делать?