С отцом Георгием мы стояли у борта, когда справа вдалеке потянулась над зеленоватой гладью тоненькая полоска Афонского полуострова и еле заметно, словно больше — в воображении, начали проступать в глубине очертания Святой Горы. Переполненный смутным ощущением тайны, которую только предстояло мне, коли даст Бог, открыть, я стал рассказывать ему доверчиво, как мальчишка, и пылко:
— Месяца за два или три перед этим походом, батюшка, я приобрел большой образ святого Пантелеймона и с благословения своего старого товарища, священника и духовного писателя Ярослава Шипова повесил его на кухне… вернее, скажем, — в столовой. Где, как не там, чаще всего на дню и приходится обращаться к иконам…
— Перед вкушением, — отозвался отец Георгий, давая мне понять, что, несмотря на всю торжественность момента, он меня слушает.
— Начиная с чайка утреннего, ну да… И я, конечно же, постоянно молился на образ Целителя, хотя ни о чем специально не просил, но вот теперь мы идём мимо Афона, мимо самого славного русского монастыря — Пантелеимоновского… Это что же, батюшка, — как бы какой мне знак?
— Для начала и мимо, но вблизи пройти… что ж, — задумчиво сказал отец Георгий, как бы чего-то не договаривая.
Вечером в кают-кампании за столом он как бы между прочим спросил меня:
— Обратно из Салоник тебе надо непременно в Туапсе — на «Азове»?
— Само собой! — воскликнул я горячо: ведь постоянно как бы держал в уме разницу между удивительным житием своим на борту и скучным редакционным житьём. — Никто не верил, что я пойду, считали, что вместе с Главкомом на самолете — в Туапсе и обратно. А теперь надо будет срочно отписываться…. тут же!
— А если пересесть со мной на «Цезаря Куникова» и — в Севастополь? — как будто искушал меня батюшка. — Этот «десантник» один из всех должен туда вернуться сразу: в параде будет участвовать. Поглядишь парад, а там…
— Нет-нет! — восклицал я простодушно. — Евгений Геннадьич говорит, что штабного самолёта в Москву может не быть и неделю, и десять дней, а у меня с собой — ни гроша!
— А как же птицы небесные? — спрашивал батюшка уже чуть насмешливо. И переменял тон. — «Не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их…»
Но я, видать, прислушивался тогда лишь к первой части обращенного ко мне батюшкина вопрос — уверенно отвечал:
— Н-ну, — птицы!
Что меня, и правда, побудило остаться тогда на гостеприимном «Азове»? И в самом деле, — мой долг перед журналом? Или желание заскочить в Краснодар и хоть на денёчек-два задержаться на родной кубанской земельке: пока попрошу у братика денежку, пока он, нарочно не торопясь, раскачается купить мне билет на самолёт до Москвы?