— И позвонил?..
— Сперва позвонил, а потом съездил…
— Съездил?
— Ну, да, седло показать. Это он мне все растолковал. И еще, ты знаешь: он дал мне овса мешок…
— Овса?.. Мешок?! Да ты знаешь, почем нынче килограмм овса?
— Ну, я сперва оказывался, а он все равно дал мне, когда я ему — про своего Орлика…
— Ну, почем килограмм, как ты думаешь — почем?!
— Он говорит, будет у тебя — отдашь, а пока у меня есть… а что такого?
Недели через две или три он доложил:
— Заведующая фермой девчат прислала: пусть, говорит, он придет, посмотрим — там у нас под навозом плуг лежал…
Я воспрял было:
— Известный прием, да… Все ясно. Захотела, чтобы им навоз перекидал? В другое место? Давно надо было. А то из-за него уже фермы не видать.
— Нет, оказалось, — правда… Щечки деревянные на ручках сгнили, но мы с Петровичем уже новые приделали… А лемех — как гитарная струна звенит, это Петрович говорит — хоть куда лемех. Сталь хорошая…
— Конечно — если старой работы…
— А чего ж не спросишь, что я с ним буду делать?
— Тут-то ясно, — сказал я. — Бросишь работу в больнице…
В голосе у него послышалась явная вина — интонация стала почти как в детстве:
— Знаешь, я уже бросил…
— То есть как это — бросил?.. Как — бросил?!
— Зарплата как у нищего — это ладно, давно привык… Не только у меня — у всех врачей… Но теперь еще — ни лекарств, ни инструмента, а просто отбывать в больнице — это нельзя, сам понимаешь, — не тот случай… Домой все равно идут, как помирают в больнице, а ты ничего не можешь сделать…
Впрочем, это уже отдельный рассказ, очень грустный. А готовый — вот он. И в самом деле, готов…
Только вот готовы, кто прочитает понять его?
Во времена лихой сибирской молодости, в ту пору, когда вопросов всякого рода бывает меньше, чем возникает на них скорых ответов, имелась у меня шутливая манера, которую, как водится, переняли потом дружки… Когда после очередного весьма авторитетного, а то и категорического заявления на какую-нибудь животрепещущую тему кто-то из них с сомнением спрашивал, откуда, мол, ты это взял? — с будничным вздохом отвечать:
— Видение было!
Как только они навсегда, думаешь нынче почти с ужасом, нас тогда не покинули?
Видения.
Как знаки не перестали являться?
И как мучительно пытаешься распознать их теперь!
Случилось это, пожалуй, в восемьдесят девятом году — уже в наши дни, как говорится… Уточнить можно бы, дозвонившись Володе Скунцеву и Марине: той весной по старинному обряду они обвенчались на Ставоропольи у друзей своих, казаков-некрасовцев, и через несколько деньков после свадьбы нагрянули к нам в станицу.