Мишель даже побелела от страха и ярости, ей захотелось схватить мать за плечи и встряхнуть.
Светлана Петровна сжала руки так, что захрустели пальцы, и закрыла глаза. Потом быстро их распахнула, сверкнув синими «льдинками», и громко произнесла, почти пропела:
– Мишель, твой отец умер. Еще два месяца назад.
У Мишель под ногами качнулся пол. Но когда, спустя секунду, он вернулся на место, она испугалась еще больше, решив, что мать сошла с ума. Не может человек, находясь в здравом рассудке, громко «пропеть» на все кафе: «Мишель, твой отец умер».
– Мама, я видела его вчера по телевизору в светских новостях, – выдохнула Мишель.
– О, боже, это какой-то кошмар! – воскликнула Светлана Петровна. – О, Бо´рис! Как хорошо, что ты пришел. Я ничего не смогла ей объяснить. Я говорила, что не надо вообще поднимать эту тему.
Борис приветливо улыбнулся Мишель, сел за стол и придвинул к себе чашку с уже давно остывшим чаем. За несколько лет, которые Мишель знала его, он ничуть не изменился. Все те же тщательно уложенные с помощью бриолина волосы, яркая рубашка с белым, чуть приподнятым воротником и непременно шейный шелковый платочек, позволяющий всегда выглядеть аккуратно и по-пижонски. Таким друг матери был всегда. Судя по всему, в его жизни произошла только одна перемена – из Бориса он снова стал Бо´рисом.
– Мишель, я думаю, не стоит начинать издалека, – все так же ласково улыбаясь, произнес Борис. – Сегодня такие вещи никто уже не скрывает. И ребенку сразу говорят правду о том, кто его отец.
Мишель испугалась, что сейчас учитель пения объявит, что именно он и является ее отцом. Но тут она вспомнила фразу: «Мишель, твой отец умер». А Борис был чистенький, набриолиненный, надушенный и, что самое главное, абсолютно живой. И очень разговорчивый.
– Мишель, твой родной отец умер два месяца назад. Ты просто должна знать об этом. А Александр Генрихович – благороднейший человек, он так помог и тебе, и маме. Так что ты должна быть ему очень благодарна за все то, что он для тебя сделал.
«И ты тоже!» – захотелось Мишель ответить. Но она сдержалась, потому что, судя по глазам матери, та была почти близка к обмороку. Мишель поняла – надо брать ситуацию в свои руки и, главное, не задавать никаких лишних вопросов.
– Мам, все нормально, – слегка наигранно произнесла она. – Действительно, какая теперь разница? Надеюсь, папа, то есть Александр Генрихович, на этом основании не лишил меня наследства?
Сказала и поняла, что произнесла нечто ужасное. Именно то, о чем думал и Бо´рис. Только он никогда бы не посмел произнести это вслух.