– Вот и все, – прошептал Железнов. – Больше ничего нет.
Именно в этот момент в нем и замерзли все слезы. И когда на следующий день он приехал на кладбище, то ничего не изменилось. На сердце по-прежнему лежала ледяная глыба.
А Князь рыдал как ребенок. Его детские всхлипывания стали еще пронзительнее и громче, когда ребята в серых ватниках начали привычными уверенными движениями бросать лопатами землю. Стук, с которым замерзшие комья падали на обтянутый шелком гроб, словно выбивал ритм, помогающий Князу плакать почти музыкально. Именно поэтому Андрею в какой-то момент даже показалось, что Князь поет, а не рыдает. Правда, песня его звучала жутковато и временами становилась похожа на вой – особенно в тот момент, когда выросший всего за несколько минут холм суровые парни начали деловито засыпать розами редкого бледно-кремового оттенка. Цветов было очень много. Но выглядели они так, будто росли не в оранжерее, а в бескрайнем поле. И чтобы привезти их на кладбище в таком огромном количестве, даже не пришлось срезать каждый цветок по отдельности. Их просто скосили как траву. А потом привезли сюда, чтобы с помощью «одеяла из роз» надежно скрыть и черную мерзлую землю, и потерянную любовь, и предательство, и, может быть, даже преступление.
– Гад! Сволочь! – ругался беззвучно Железнов.
И даже сам не понимал, кого он имеет в виду. Но Князь, как будто услышав его проклятия, вдруг упал на колени перед засыпанной цветами могилой и уткнулся головой в розы. Видимо, он не боялся поранить лицо о шипы. О чем Князь в это время думал, Андрей конечно же не мог знать наверняка. Но он почему-то был уверен, что почти дословно может пересказать внутренний монолог, который сейчас произносит Князь: «Прости меня, Ляля, прости за то, что я любил тебя. Прости за то, что я же и убил тебя…» Нет, Андрей Железнов не обладал никакими особенными способностями читать мысли на расстоянии – просто именно в эту минуту, сидя на скамейке возле чужой могилы, он произносил примерно такой же текст: «Прости меня, Ляля! Прости за то, что я не удержал тебя. Прости за то, что я так быстро и так неожиданно потерял тебя. За то, что любил не так, как должен был».
Князь вдруг решительно поднялся с колен и пошел, не оглядываясь. Его свите пришлось бежать за ним чуть ли не вприпрыжку. Выйдя за ворота кладбища, Князь машинально бросил несколько купюр в потрепанную меховую шапку, протянутую обветренной рукой профессионального нищего, который никак не отреагировал на слишком щедрое подаяние. Наоборот, на его еще молодом, но уже стертом алкоголем лице появилось снисходительное выражение – мол, сколько же надо было успеть нагрешить, чтобы сейчас откупаться такими суммами? Но Князь, даже не взглянув на нищего, таким же быстрым шагом направился к сияющему черными траурными боками автомобилю.