– Бабка! – закричал он уже без дружелюбия и без дипломатии. – Ты что, умом тронулась? Говорят тебе, городские мы, заблудились!
– Пошел отсюда, энкаведешник чертов! – заорала бабка, прикрыв дверь так, что оставалась лишь узенькая щель. – С топором сейчас выйду, тварюга! Нету золота, нету!
Бесполезно было искать консенсус да и просто вести дальнейшие переговоры. Выйдя за ворота, Смолин сказал уныло:
– Пошли дальше. Бабулька, ясен пень, совсем тронулась. Еще в самом деле с колуном выскочит… Поищем кого-нибудь вменяемого, должны же тут такие быть…
– Энкаведешники… – задумчиво протянула Инга. – И золото… Ничего себе совпаденьице, а?
– А может, это и не совпадение вовсе, – сказал Смолин. – И бабулька тут жила еще вте времена. Чекисты наверняка про золотишко расспрашивали сурово и долго, вот у старушки, когда она с катушек слетела, это и всплыло…
– Вася…
– А?
Инга сказала каким-то странным, испуганным голосом:
– Ничего не замечаешь вокруг?
– А что я должен… Ешкин кот!
Теперь и до него дошло .
Ближайшие дома по обе стороны улицы выглядели откровенно необитаемыми. У шизанутой бабки, по крайней мере, были стекла в окнах – а в остальных домах нет не только стекол, но и рам, заборы там и сям повалились, иные частично, иные целиком, крыши зияют дырами, дворы заросли травой, даже близко подходить не надо, отсюда видно, что дома брошены давным-давно, никто там не живет.
Они брели по улице – и убеждались, что все до единого дома, куда ни глянь, такие же заброшенные, необитаемые, неизвестно сколько лет простоявшие без хозяев и, как в таких случаях бывает, разрушавшиеся очень быстро…
Дошли до перекрестка. Не нужно было сворачивать в ту улицу – сразу видно, что там обстоит в точности так же. Деревня была мертвая. Если не считать рехнувшейся бабки. Рехнешься тут, обитая в полном одиночестве…
– Морду б набить тому, что этот атлас рисовал, – сказал Смолин сквозь зубы. – Перерисовали тупо со старых карт, не озаботившись уточнить, что деревни, строго говоря, уже и нету… В советские времена, по крайней мере, отмечали на картах «нежил.», я помню… – он остановился, повернулся к Инге: – Ну что ты, зайка? Чего насупилась? В конце-то концов, ничего страшного и не произошло. Зато знаем теперь, что карта, хоть и не уточняет насчет жилого и нежилого, нисколечко не врет насчет географии. До большой дороги – десяток километров. Она-то никуда не делась, как и Куруман… В два счета доберемся…
– Темнеет уже… – тоскливо сказала Инга.
– Я ж не говорю, что мы прямо сейчас пойдем дальше, – мягко сказал Смолин. – Переночуем здесь, а утречком тронемся. Домов сколько угодно, выбирай любой. Комфорта никакого, ну да одну ночь перебедуем без постели и жратвы, не декабрь, как-никак. Жизнь не кончается…