Я вот встал на этот путь, который напоминал скорее крутой горный склон, покрытый жирным маслом, а на ногах у меня были роликовые коньки с колесами разного размера. И все было бы неплохо, спускайся я по нему вниз — не считая каменной стены, готовящейся запечатлеть мое размазанное по ней лицо, когда я рухну, размажусь по ней со скоростью фотонов света, у которых случился острейший приступ диареи.
Вся беда в том, что по этой дороге я должен был карабкаться вверх, руки мои были связаны, а ладони были щедро намазаны толстым слоем суперклея.
На тех бумагах, которые дал мне в своем кабинете Председатель, были фотографии той самой девушки, про которую я уже успел немного рассказать. Она сыграла в моей жизни очень-очень странную и тяжелую роль. К сожалению, режиссером театра был жирный сноб, считавший, что любая пьеса станет куда веселее, если актер будет участвовать в очень напряженной сцену тет-а-тет с гильотиной. Думаю, продолжать не стоит.
Ну, вы поняли шутку.
Надо смеяться.
Встав посреди улицы и оглядевшись вокруг, я захохотал. Не от счастья, не от радости, не от чувства какой‑то победы, триумфа — а просто настолько все это было смешно и нелепо, все эти… внезапные появления, какие‑то повороты сюжета. Очень и очень глупо. Появиться — вот так вот, опять, снова! После того, как ты умерла! На этих вот руках!
Кровь была повсюду, и в первую очередь — на моих руках. Пьеса имела оглушительный успех для всей труппы — с одной «п». Зрители же не оценили этот спектакль — его мы играли сами для себя. Нишевая, андерграундная постановка.
Актеров выкинули на мороз, и каждый начал сводить концы с концами как мог.
Я вот свое амплуа изменил не сильно — просто-напросто так и остался долбанным клоуном.
И вот, когда мой импресарио отвез меня на встречу с Режиссером, мне и протянули новый сценарий — до боли, до ужасной боли знакомый, до такой боли, словно костный мозг в каждой косточке моего тела стал высококонцентрированным раствором серной кислоты. А все потому, что главная женская роль отдавалась все той же, на вид, актрисе.
Поэтому, прежде чем подняться на подмостки, мне было нужно ознакомиться с хронотопом. Чтобы нельзя сразу распутать весь клубок — надо начать с небольших узелков, из которых он состоит.
Что мы имеем — некто появляется в ряде мест. Кто — мы не знаем. Но что мы знаем про эти места?
Во всех них мы проводил вместе время. Это были спокойные, размеренные, особо трогательные сцены.
Я помню, мы сидели за столиком в одном небольшом ресторане. В нем, если мне не изменяет память, было несколько весьма милых мест вдоль стен. В центре зала мы никогда не любили сидеть — мы оба на людях чувствовали себя как жертвы дисморфофобии на нудистском пляже. Больше всего нас привлекал уютный угловой столик. Наверное, так мы потакали инстинкту самосохранения. Ну, знаете, как кошки всегда любят залезть в любую емкость, коробку или еще что. Кстати, если вас будет отвлекать сильно от работы кот, то положите рядом лист бумаги или коробку из‑под обуви. Знакомый говорил, что помогает. Мне же не доводилось проверить, сейчас редко животных встретишь.