— В общем, не так шумно здесь было. Не так много людей — всегда же хочется одному побыть, да? И как‑то… Не так страшно было. Не так. Потом война — но это ты уже, наверное, знаешь.
— Угу.
Я еще раз посмотрел в ее искрящийся глаз. Затем повертел в руках последнюю рюмку. Толпа. Танцуют. Ничего не замечают.
— И я помню, в старом фильме еще слышал, парень один сказал: «Весь мир остался три рюмки позади».
ТРИ.
Рюмка прилетела ему прямо в глаз, и он пошатнулся, но не потерял равновесия.
Они следили за мной все это время. Из дома? С улицы? Внимательнее надо быть, старый придурок!
Не полиция, не спецназ — а мусорщики моих конкурентов.
Компания, отличавшаяся лишь логотипом.
Пока первый приходил в себя после удара, я, не вставая со стула, схватил второго за голову и ударил об стойку. Упало несколько бутылок. Вырубился сразу.
Первый оклемался.
Лишь бы никто не заметил нас. Приедет полиция — и все пропадом.
Он замахнулся, чтобы врезать мне прямо в глаз, но я был не настолько пьян, чтобы пропускать такие детские оплеухи.
Встать, увернуться. Я пнул стул, тот ударил второго по ногам — не больно, лишь бы выиграть время.
Он снова начал махать руками, как угорелый. Захват — пара ударов в солнечное сплетение.
Рука болела. Конечно — я, можно сказать, бил сковородку
Я взял со стола пепельницу и ударил его прямо по затылку. Пепельница не разбилась — чего не скажешь о его черепе.
Малышка-барменша хотела нажать на кнопку сигнализации. Она боялась. Боялась так, словно ее снова хватали еще ребенком на улице и запихивали в грязный фургон, раздевали на камеру, кололи в нее неизвестно что, вырезали ей глаз — я хотел бы, чтобы все это было ложью. Чтобы глаз она потеряла, играя с друзьями. Чтобы она работала в этой дыре, чтобы подкопить на колледж или помочь родителям.
В каком веке я живу?
Все не так.
Она потянулась за пистолетом, но руки ее дрожали. Может, она и усвоила тогда свой урок, но была слишком юной, чтобы стрелять по людям с необходимой хладнокровностью.
Выхватить оружие у нее из рук не составило труда, она, считай, сама мне его отдала. Я схватил ее ворот блузки, ее рот скривился не то от боли, не то от ужаса. Не в первый раз. Я знаю.
— Не надо… — прошептала она.
— Все хорошо.
Я слегка отбросил ее к стеллажам с бутылками, благо, там не было много чего, что могло бы попадать на ее милую макушку. От испуга она потеряла сознание. Или просто оцепенела. Мне было некогда это выяснять.
Пистолет оказался обычным шокером.
Пригодится.
Танцующие придурки даже ничего не заметили, лишь те, то были ближе всех к бару посмотрели на этот бардак, а потом, улыбаясь, отвернулись.