— Папа, вы наговориться ещё успеете, но ведь Илье надо одежду подобрать. А то он в моём пиджаке как в пальто смотрится. Мы съездим к мадам Ланжо и там его приоденем.
Аристарх Викторович, выслушав это предложение, возмущённо вскинулся:
— Михаил, ты думай, о чём говоришь! Какая мадам Ланжо?! Мы что, нищие, нашего гостя одевать чуть ли не у старьёвщицы? Поедете к Пьеру. Он шьёт быстро, и дня через три у Ильи Ивановича будет нормальный гардероб.
— Хорошо, папа, ты только не волнуйся. Хочешь, чтобы мы шли к Пьеру, значит, пойдём к нему.
Пока грузились в машину, спросил у Мишки:
— Слушай, я ведь по-французски ни бум-бум. И аусвайса тоже нет. Если немцы тормознут, что делать будем?
— Это не проблема. Немцев в нашем захолустье просто нет, а местных полицейских я хорошо знаю, поэтому вопросов никаких не будет. Но на всякий случай — ты мой приятель из Дьеппа. Вы там живёте замкнутой русской общиной, и поэтому с языком ты не в ладах. А кстати, ты кроме русского ещё какой-нибудь знаешь?
— Немецкий, английский и польский.
— Тогда не из Дьеппа, а с Корли. Это маленький городок на границе с Германией. Поэтому по-немецки и шпрехаешь. Но вопросов, я думаю, всё равно никаких не возникнет. И ещё… Мне кажется, что новенькая с иголки одежда в твоём положении будет несколько демаскирующим фактором…
Опаньки… А я ведь только-только рот открыл, чтобы это же ему сказать. Какой предусмотрительный молодой человек. Терзают меня смутные сомнения, что он не только младший партнёр в фирме своего папаши, но ещё и личные дела вовсю крутит, о которых Кравцов-старший понятия не имеет. Поэтому, согласившись отставить Пьера и ехать сразу к мадам Ланжо, спросил у своего спутника, откуда у него такие познания в конспирации. Мишка долго выделываться не стал. Коротко глянув в мою сторону, он просто ответил:
— Я ненавижу бошей. И пусть меня ещё младенцем вывезли из России, но я патриот своей страны.
— Франции?
— Нет, России.
И неотрывно глядя на дорогу, словно говоря сам с собой, продолжил:
— Отец сейчас живёт в своём мирке и слава богу. Благодаря тому, что у нашей семьи были неплохие накопления, мы в эмиграции смогли нормально устроиться. Но я видел, как эти лягушатники относились к другим русским. Хуже, чем к выходцам из колоний. Ты не представляешь, сколько раз в детстве мне драться приходилось, чтобы выбить из дворовых мальчишек чванство и пренебрежение по отношению ко мне. Мы ведь раньше в Орлеане жили, и только десять лет назад перебрались сюда. Да и переехали лишь из-за того, что у отца сердечный приступ случился, когда он увидел, что его бывшего командира полка, который таксистом работать устроился, хлещет по щекам какая-то французская мразь. А тот, боясь потерять работу, даже не защищался… У Игната Киреевича дочь тогда тяжело болела, и деньги нужны были как воздух.