пошел домой с влажным мешком на плече.
В Маковеевку можно было пройти берегом и рощею. Но он решился идти через Книши, так
как от церкви была прямая дорога полем по меже.
Однако на этот раз короткое вышло дольше длинного. Едва только он вошел в деревню, как
перед ним, точно из земли, выросла коренастая, толстая фигура попа Василия в порыжелой
отвислой шляпе и грязном подряснике. Павел попытался было свернуть за первый угол. Но было
уже поздно: отец Василий увидел его.
– Ты это что же? стречка дать хочешь от своего отца духовного, чернокнижник ты этакий, –
крикнул он на всю улицу. – Видно, совесть не чиста! Поди, поди сюда. Мне тебя-то и нужно.
Нечего делать, нужно было подойти.
Отец Василий был поп старого покроя, добродушный и грубый, давно забывший за
хозяйством и водкой ту малую премудрость, которой его пичкали в семинарии. Если бы не
длинные волосы и подрясник, когда-то коричневого, а теперь грязно-серого цвета, то его нельзя
было бы отличить от простого мужика.
– Ты что же это себе думаешь? Бунтовать? А? Ну да погоди, доберутся до тебя и до
Лукьяна, апостола вашего, тоже. Будете вы знать, как народ бунтовать.
– Помилуйте, батюшка, чем же мы бунтуем? – возражал Павел.
– А в церковь не ходишь, причастия не приемлешь, на исповеди не бывал. Разве это не
бунтовство? Ты знаешь ли, что тебе за это на том свете будет? В котле со смолой будешь
кипеть, горячую сковороду лизать тебя заставят.
Он продолжал некоторое время в том же тоне.
– Бог милостив, батюшка, – добродушно сказал Павел. – Авось да вашими молитвами…
– Молитвами? Да на кой прах я за тебя, за оглашенного, молиться-то стану? – удивился
отец Василий.
– Я так, к слову, – оправдывался Павел. – Думал, милость ваша будет. А коли вам недосуг, и
на том спасибо.
– Я денно и нощно молюсь, чтобы вас, озорников, леший убрал, – сказал отец Василий. –
Вот что. Одно от вас беспокойство добрым людям. Сколько вас тут, проклятого семени,
развелось, а я за все отвечай! Ты вот у исповеди сколько не был, а?
– Два года, – отвечал Павел.
– Два года, а тебе и горя мало. А я отвечай. Я список архиерею подать должен. А как мне
тебя записать, что ты был, когда ты не был?
Павел молчал. Его очень мало беспокоило, как справиться попу с исповедными списками,
Он думал только, как бы поскорее отделаться.
– Ведь исповедь, – продолжал отец Василий, – от апостол и святых отец установлена во
отпущение грехов. "Покайтеся", – сказано в Писании… Оглашенный ты этакий, ведь не
отопрешься: "Покайтеся, сказано, и принесите плоды, достойные покаяния".
– Мы и каемся, батюшка, да только Богу, – Павел возразил вскользь. – А насчет плодов, –