Я – Агата Кристи (Мишаненкова) - страница 48
Агата Кристи узнала об этом только спустя много лет, когда ей написал один из бывших узников. И, конечно, немедленно согласилась, когда голландское общество бывших военнопленных обратилось с просьбой разрешить возобновить постановку бухенвальдских «Десяти негритят».
Именно по прошествии лет в памяти остается самое главное, отсекая все несущественное.
Во время войны Агата Кристи написала, но не опубликовала две книги.
Сделала она это на случай, если погибнет во время бомбежек. Одна книга была про Пуаро и предназначалась Розалинде, вторая про мисс Марпл – Максу. Таким образом она хотела обеспечить их на случай своей смерти. В автобиографии она вспоминала:
«Написав, я положила их в банковский сейф и официально оформила дарственную на авторские права Розалинде и Максу. Полагаю, рукописи были надежно застрахованы от любых неприятностей.
– Когда вы вернетесь с похорон или с заупокойной службы, – объяснила я, – вас будет греть сознание, что у каждого из вас есть по моей книге».
Она не говорила, что за романы имеются в виду, но можно догадаться, что это «Занавес» – последнее дело Пуаро, и «Спящее убийство», планировавшееся как последнее дело мисс Марпл (хотя потом Агата Кристи решила написать еще «Немезиду», хронологически идущую уже после «Спящего убийства»).
С «Занавесом» все понятно, Пуаро там погибает, поэтому нет сомнений, что именно это его последнее дело, и что именно этот роман был написан во время войны, хотя потом и слегка переделан. Что же касается «Спящего убийства», то в тексте нет никаких дат, но нетрудно определить, что хотя роман вышел только после смерти Агаты Кристи, написан он был гораздо раньше. Так, например, там царствует еще отец Елизаветы II (она взошла на трон в 1952 году).
Есть поговорка, что о мертвых надо говорить либо хорошо, либо ничего. По-моему, это глупость. Правда всегда остается правдой. Если уж на то пошло, сдерживаться надо, разговаривая о живых. Их можно обидеть – в отличие от мертвых.
В 1944 году вернулся Макс Мэллоуэн.
Он еще продолжал служить в Министерстве авиации, но больше не уезжал далеко. Война подходила к концу, и жизнь постепенно возвращалась в мирное русло. Правда, совсем не такое как прежде. «Настало время собирать камни, – писала Агата Кристи, – камни и камешки, разбросанные повсюду, частицы разных судеб».
Под Рождество правительство вернуло ей Гринвей, словно нарочно выбрав для этого самое неудачное время – ровно за три недели до того, как американцы должны были отремонтировать там электрогенератор. Следующие месяцы ушли на войну с Адмиралтейством касательно возмещения причиненных убытков – в поместье были сломаны ступеньки, ободраны стены, а возле кухни построено четырнадцать туалетов, ставших основным предметом спора. Агата Кристи с сарказмом вспоминала: «В Адмиралтействе утверждали, что это я должна им, потому что клозеты являются якобы элементом благоустройства. Я отвечала, что вряд ли можно считать благоустройством возведение четырнадцати ненужных мне клозетов поблизости от кухни».