— Ого! — поднял брови Годфри, слышавший разговор. — Интересно, сколько у канцлера было всего припрятано?
Беседуя о том, что обычно именуется «важными государственными делами», а на самом деле подсчитывая, насколько пополнится государственная казна после конфискации имущества бывшего канцлера, принц, архиепископ и Понтий направили своих лошадей к мосту, вслед за первым отрядом стражи и оксфордских дворян. Несколько рыцарей, выстроившихся в две цепочки, прикрывали сыновей Генриха II справа и слева. Сэр Мишель вместе с оруженосцем и Гаем ехали впереди отряда, прикрывавшего тыл, сразу за спинами Годфри и его единокровного брата.
На мосту было несколько поспокойнее, нежели на набережных или улицах Саут-Уарка. Счастливые зрители усеивали крыши выстроенных по краям моста домиков, на пороге маленькой деревянной церквушки стояли несколько бродячих цистерианцев и священник храма, надевший праздничные ризы. Рядом толпились несколько пилигримов с оливковыми веточками на головных уборах и нищенствующих братьев из Клюни.
— Благословите их, милорд, — сказал Джон, кивком указывая Годфри на монахов и паломников, лица которых светились от радости при виде всеанглийского понтифика. — А я ради праздника… — принц засунул руку под плащ, пошарил на поясе и тут же разочарованно вздохнул, обернувшись к Понтию: — У тебя мелочи нет? Одолжи немножко наследнику английской короны…
Процессия остановилась у порога часовни. Святые братья, обалдевшие от восторга, сразу кинулись к архиепископу, бормотавшему «Benedictus sis»[15] и отпускавшему благословения направо и налево. Священник — довольно молодой парень — кинулся целовать руку Годфри, архиепископа окружили клирики, а Джон, получив от Понтия несколько серебряных монеток, увлечённо занимался благотворительностью. Волкодав, не отходивший от хозяина, спал стоя.
«Умилительная картина, — пытаясь состроить надлежащую моменту благочестивую физиономию, подумал Гунтер, наблюдавший со стороны за восхищёнными монахами и паломниками. — Потом всю жизнь будут вспоминать, как поцеловали руку архиепископу Кентерберийскому и получили на пиво от принца Джона…»
— Дева Мария… — выдохнул сэр Мишель. — Джонни, посмотри!
— Где дева Мария? — не понял Гунтер. Может быть, начались обычные средневековые чудеса? Германец метнул быстрый взгляд на польщённого народной любовью принца и обомлел.
Человек в коричневом плаще медленно подходил к королевскому сыну, держа руку за пазухой. Лицо его, полуприкрытое капюшоном коричневатого плаща, оставалось в тени, но фигура показалась Гунтеру смутно знакомой. Он, как и сэр Мишель, видел этого человека раньше, не столь давно…