. .
Чины поменьше, показывал Белецкий,— директора департаментов и др., «считаясь с его (Андроникова.— А. А.) влиянием у министров... поддерживали с ним лучшие отношения и старались исполнить его просьбы, предпочитая его иметь лучше своим хорошим знакомым, чем сильным и опасным врагом» >|12.
Итак, министры боялись проходимца, боялись андрониковских сплетен потому, что они никого не представляли, их судьба целиком зависела от отношения к ним тех или иных лиц, скажем Распутина или царицы, а при таком условии сплетня становилась могущественным орудием ниспровержения и могла оборвать карьеру любому сановнику, тем более что царь охотно верил сплетням и никогда не давал себе труда проверить, насколько полученная
им информация о том или ином министре соответствует действительности. В ситуации «министерской чехарды» вес и влияние Андроникова должны были расти в геометрической прогрессии.
Андроников был, безусловно, тонким психологом, отлично изучившим (и презиравшим) свою высокую клиентуру. Свое же орудие воздействия на них он довел до высокой степени совершенства. Сбору информации о всех нужных ему людях он придал большой размах, настоящую организацию. Следователь Чрезвычайной следственной комиссии В. И. Руднев, занимавшийся деятельностью «темных сил», к которым был причислен и Андроников, писал позже, что из квартиры князя он вывез «на двух автомобилях колоссальный архив. При этом надо отдать должную справедливость кн. Андроникову в том, что канцелярская часть была поставлена у него безукоризненно. Все делопроизводство его разбивалось по полкам на определенные министерства, которые, в свою очередь, распределялись на департаменты; дела были вложены в обложки с соответствующими надписями, подшитыми, занумерованными, и свидетельствовали о тщательном наблюдении кн. Андроникова за их движением» >из.
Тот же Спиридович, сам знавший немало, удостоверял: Андроников «знал все, кроме революционного подполья». Здесь, по собственному признанию князя, он уступал Манасевичу-Мануй- лову ">4, другому проходимцу родственного типа.
Совершенно очевидно, что «адъютант господа бога» в своей деятельности руководствовался исключительно личными, притом грубо земными, интересами. Но в том-то и состояла логика вещей изучаемого периода, что Андроников неизбежно при этом вовлекался в политику. В силу специфики избранного князем бизнеса и образа жизни, весьма сомнительных с точки зрения уголовного законодательства, он хотя бы из соображений безопасности должен был стремиться иметь «своего» министра внутренних дел, «своего» директора департамента полиции и т. д. Осуществлять это ему удавалось потому, что и Распутин, и верховная царская власть в своей политике руководствовались такими же личными интересами; «свой» министр внутренних дел, «свой» директор департамента полиции и т. д. В этом ключ к объяснению появления на политической авансцене и в поле зрения царской четы, помимо Андроникова, таких фигур, как Манасевич-Мануйлов, Манус, Рубинштейн и им подобные. Царизм на последнем этапе своего существования вошел в прямой союз с уголовниками и жуликами. Власть опустилась до андрониковых и стала властью андрониковых.