Несколько раз Игнатьев просился в отставку, ссылаясь то на , помехи, чинимые ему Советом министров, то на невозможность совместной работы со Штюрмером и т. д., но каждый раз получал отказ, причем царь, явно подделываясь под собеседника, пускал
в ход такие фальшивые в его устах аргументы: «неужели Вам не жаль школы?», «Из окопов не бегут» и т. д.>291
Затянувшееся пребывание Игнатьева на министерском посту было явным диссонансом на фоне политики, проводимой той же «верховной властью». Игнатьев давно раздражал царицу >292, да, по-видимому, и царя. Когда «нежность» иссякла, Игнатьев получил отставку в самой оскорбительной по тогдашним понятиям форме — без причисления куда-либо, без назначения и без рескрипта >293. На его место был назначен И. К. Кульчицкий, снискавший себе славу крайнего реакционера именно на ниве просвещения еще в довоенные годы (вероятно, для того, чтобы по-настоящему «пожалеть школу»).
Около двух лет, с 6 марта 1915 г. и до конца режима, пробыл на своем посту министр торговли и промышленности князь В. Н. Шаховской. Но тут все ясно: Шаховской, как и Барк, был распутинец. На заседаниях Совета министров, писал Наумов, князь держал себя «нервно и суетливо», а в служебных и законодательных кругах не пользовался никаким авторитетом >2М. Но все это не имело значения: он был «свой» и этим все сказано.
«Министерская чехарда» создавала и такие ситуации, когда министры, считавшие себя противниками Распутина, в действительности были назначены с его санкции. Таковыми являлись министр земледелия Наумов и обер-прокурор синода А. Н. Волжин, сменившие на этих постах соответственно Кривошеина и Самарина. Однако для обоих не являлось тайной, что их кандидатуры были предложены и проведены Хвостовым и Белецким, людьми, к которым по крайней мере Наумов относился отрицательно.
Белецкий в своих показаниях подробно писал о том, как и по каким соображениям он и Хвостов проводили указанную пару. В отношении Наумова существовали два соображения: респектабельность, приемлемость его кандидатуры для дворянства, раздраженного отставкой их лидера Самарина, и деловые качества — способность, как им казалось, если не разрешить, то по крайней мере смягчить продовольственный кризис. В пользу первого соображения говорили многолетнее пребывание Наумова на посту самарского губернского предводителя дворянства, избрание от самарского земства в Государственный совет, активная деятельность на дворянских съездах и т. д. В пользу второго — богатство, крупное помещичье хозяйство.
Волжина также избрали как фигуру, способную ослабить реакцию дворянства на увольнение Самарина и примирить его «с высокими сферами», поскольку, до того как стать директором департамента общих дел Министерства внутренних дел, с коего поста и пересел в кресло обер-прокурора синода, он был губернским предводителем дворянства, губернатором и богатым помещиком старинного дворянского рода